Избранные и прекрасные

– Благодарю, – я слегка пригубила напиток. – Я как раз ждала, когда мне принесут что-нибудь выпить.

– Я принесу вам все, что пожелаете, – заверил он, и я склонила голову набок.

– Не следует говорить мне такое, – серьезно предупредила я. – А вдруг я попрошу луну с неба? И что вы тогда будете делать?

– Добуду ее для вас, само собой.

Услышав это, я рассмеялась, потому что по голосу было ясно, что он не шутит. На жителя Нью-Йорка он ничуть не походил. Служба в армии и поездки за границу скомкали его протяжные и монотонные северные гласные, он выделялся из толпы и отличался от нее – не так явно, как я, но тем не менее выделялся. Даже в то время я уже понимала, что не место рождения делает его особенным, но не могла определить, что именно.

Я размышляла, не предложить ли ему прогуляться по садовому лабиринту или, может быть, заглянуть в одну из уютных комнаток дома, когда две девицы в желтом двинулись нам навстречу, спускаясь с лестницы. Заметила я их слишком поздно, чтобы повернуть, и они направились прямиком к нам – смазанные вазелином щеки блестели от слюдяной пудры, зубы сияли в одинаковых улыбках. Против Ады я ничего не имела, но ее неизменно сопровождала Мэй, а она была несносна.

– Привет, Джордан, – сладко пропела Мэй. – Так жаль, что не вышло с тем матчем!

Я улыбнулась, потому что любая другая реакция была бы для нее победой. В финале я проиграла, что и объяснила Нику, который сочувственно закивал.

– Вы нас помните? – с надеждой спросила Ада. – Мы познакомились здесь в прошлом месяце.

– Вас помню, – ответила я. – Если не ошибаюсь, с тех пор вы перекрасили волосы?

Я почувствовала, как Ник вздрогнул от неожиданности. В Сент-Поле все еще существовала немалая протестантская прослойка, которая считала даже макияж, а тем более краску для волос весьма сомнительными в нравственном отношении. Ник присмотрелся к Аде, словно пытаясь понять, какую степень поддельности он мог бы заметить в ней. И не нашел ничего; Ада и Мэй служили хористками в одном из лучших театров, помимо жалованья им причиталась возможность посещать приличный салон.

Они предложили нам посидеть с ними, и, поскольку проще было посидеть несколько минут, а потом уйти, чем отказать сразу, Ник предложил мне руку, и мы сошли по лестнице на веранду. Кто-то вытащил тенора из фонтана, и теперь он, быстро обсыхая, держал на коленях чью-то пухленькую и миловидную жену, бормоча для нее янтарные нотки. За его спиной все еще мялся полный надежд и немного жалкий пройдоха из Куинса или Бруклина, но на него уже никто не обращал внимания.

За столом девиц уже сидели трое мужчин, которых нам представили нарочно неразборчиво. Один щеголял черным ногтем, но, судя по сколам на лаке, просто накрашенным. Все трое держались с напыщенным видом тех, кого мне следовало знать, но я ни одного из них не помнила. А они меня знали, конечно, и после обмена обычными любезностями я повернулась к Аде, которая, если не считать Ника, была, пожалуй, самой терпимой в этой компании.

– Вы часто бываете на этих вечеринках? – спросила я. Все смотрели на нее, что дало мне возможность мягко положить ладонь на руку Ника. Еле заметно вздрогнув, он затих, будто моя рука была бабочкой и он боялся ее спугнуть.

– Были в прошлом месяце, когда познакомились с вами, – напомнила мне она. – Но мне нравится бывать здесь. Столько замечательных людей – есть с кем поговорить, есть на что посмотреть. Да вот хоть пару недель назад, когда кто-то привез с Борнео заклинательницу огня! Она вытаскивала огонь прямо из факелов и заставляла его танцевать – вертеться колесом и вихрями, огромными, как не знаю что. Только потом я заметила, что искра упала мне на платье и прожгла дыру прямо на отделке.

Она сделала паузу, а потом, словно невеста, хвастающаяся обручальным кольцом, выложила остальное:

– Представляете, он видел! Узнал мое имя и адрес, и через три дня посыльный от Круарье принес мне новое вечернее платье!

Что-то о дарах фей и троянских конях вертелось в моей голове – мать Дэйзи говорила нам эти слова, однажды днем застав нас за игрой. Глаза ее были заплаканы, бархатный халат чуть не падал с плеч, и, судя по тому, как дрогнул ее голос, я поняла: ей что-то известно о фамилии Фэй и неожиданных дарах.

– Вы оставили его себе? – поинтересовалась я. Дары от такого человека, как Гэтсби, не внушали мне оптимизма, но Ада ответила негодующим взглядом. Видимо, там, откуда она родом, действовали иные правила, а может, она просто не блистала умом.

– Двести шестьдесят пять долларов, цвета голубого газа с лавандовым бисером? Конечно, оставила!

– Есть что-то забавное в человеке, способном на такие поступки, – заметила Мэй. – Ни с кем не желает неприятностей.

– Кто не желает?

Внезапный вопрос Ника напомнил мне возглас Дэйзи: «Какой это Гэтсби?» Тот момент, казалось мне, следовало подчеркнуть черным, обозначить как предвестник катастрофы, но, конечно, этого никто не сделал, и я могла сказать много подобных слов о других, еще только предстоящих моментах.

Мэй повернулась к Нику, торжествующему под маской вежливости.

– Гэтсби. Мне говорили…