Избранные и прекрасные

Я смотрела и не могла понять, почему на Гэтсби больше никто не смотрит. Он стоял у балюстрады, подобный императору, обозревающему свои владения, но в тот момент смотрел только лишь на Ника. Все остальное поблекло для него, все звуки стали приглушенными. В этом пристальном взгляде чувствовалось что-то почти непристойное, и я живо откликнулась на него.

Он обладал силой притяжения самого солнца, удерживающего планеты на своей орбите, – созывал на свои вечеринки весь цвет Нью-Йорка. Я вообразить не могла, что случится, если тот же взгляд он обратит на того, кто видит его, – впрочем, конечно, могла. Так он смотрел на Дэйзи, и мне было известно, что с ней стало.

Глядя на него в ту минуту, любой понял бы, что ради предмета своего вожделения он способен переделать весь мир, да еще как, и вряд ли кто-нибудь сумеет его остановить. Тогда-то я и поняла, кто такой Гэтсби: хищник, желания которого настолько сильны, чтобы до неузнаваемости преобразить и исказить желания тех, кто находится с ним рядом. Я ощущала отражение этого понимания, а не его как таковое и взяла себе на заметку запомнить и его, и пустоту холодной настороженности, которая разверзлась у меня внутри.

Ник захлопал девушкам на эстраде, выведя меня из задумчивости. Я отвела взгляд от Гэтсби, взяла Ника под руку. Он где-то раздобыл еще бокал шампанского размером с полоскательницу, и его улыбка стала глуповатой и немного щенячьей.

– Куда пойдем дальше, Джордан?

– Вот сюда, – я усадила его за столик. Пару, которая хотела было составить нам компанию, я жестом отослала прочь и сама уселась рядом с Ником, заняв место ближе к краю толпы, отчетливо видное с веранды. Ник раскраснелся, я чуть было не потянулась, чтобы отвести темные волосы с его лба, но, спохватившись, одернула себя. Меня посетило странное чувство, будто я незаконно вторглась на территорию, которую Гэтсби единственным отчаянным взглядом объявил своей. Это раздражало, если не сказать большего, но он, по крайней мере, не заставил нас ждать.

Я отошла за своим джином-рикки, а когда вернулась, он уже сидел за нашим столиком так, будто был с нами с самого начала. Вблизи он оказался менее привлекательным и более энергичным. Я разглядела и еле заметный шрам на подбородке, затянувшийся и белеющий на загорелой коже, и стрижку – короткую, наводящую на мысли о военном, который не вполне освоился с мирной жизнью. Он не смотрел ни на кого, кроме Ника, а когда Ник поднял голову от второй полоскательницы с шампанским (где он их только брал?), он воззрился на Гэтсби с удивлением и любопытством. Может, причиной тому было выпитое, но мне показалось, что не только. Даже мне хотелось придвинуться вместе со стулом поближе к теплу Гэтсби, коснуться его лежащего на столе голого запястья, хотя он на меня ни разу не взглянул.

Только когда Ник встретился с ним взглядом, Гэтсби улыбнулся, и где-то в доме часы пробили полночь.

– Мне ваше лицо знакомо, – произнес Гэтсби низким, сердечным голосом, словно понятия не имел, кто такой Ник. – Вы не в Третьей дивизии служили во время войны?

– Ну как же, конечно. В двадцать восьмом пехотном полку, – машинально откликнулся Ник, не сводя глаз с Гэтсби. Его руки, лежащие на столе, дрогнули, словно в поисках спускового крючка.

Про дивизию, в которой служил Ник, я ничего не знала, зато про двадцать восьмой полк слышала. Как и все. Он одержал первую победу Америки во Франции, и это значило, что Ник в числе немногих других граждан страны имеет право носить отличительный знак «Черных Львов Кантиньи». Он заметно вырос в моих глазах. Любой парень возвращался на родину с войны героем, но в этом человеке чувствовалось что-то большее.

– А я – в шестнадцатом до июня восемнадцатого года. Так я и знал, что где-то видел вас раньше.

– Такого человека, как вы, я бы запомнил, – заметил Ник, проявляя явно несвойственную ему застенчивость. Я не знала, правду ли говорит Гэтсби, но Ник точно не врал, и я внесла поправки в сведения, которые хранила о нем в памяти.

Некоторое время они вспоминали о каких-то унылых французских деревушках. Гэтсби упомянул, что только недавно приобрел гидроплан и утром собирался испытать его.

– Составите мне компанию, старина? Прокатимся вдоль берега бухты, не далее.

Пальцы Ника согнулись, словно он хотел сжать их в кулак, но забыл, как это делается. Окажись при нем оружие, все мы были бы уже мертвы.

– В какое время?

Гэтсби засмеялся так, словно резонный вопрос Ника доставил ему удовольствие.

– В любое, когда вам удобно.

Они уставились друг другу в глаза, видимо, зайдя в тупик в своем разговоре и не зная, что сказать дальше. Если бы я оставила их вдвоем, вероятно, так бы они и таращились один на другого. И вечеринка не кончилась бы никогда, и это было бы ужасно.

– Ну что, веселее теперь? – спросила я, нарушая паузу улыбкой.

– Намного, – признался Ник, и я ощутила болезненный укол в сердце. Он и вправду до сих пор хандрил, а я не замечала или не считала нужным замечать.