Избранные и прекрасные

Несмотря на его неожиданно жестокие слова, Ник был бледен, как Том, и смотрел на лежащую на верстаке женщину так, словно в любой момент она могла вскочить и бросить вызов его мужеству. Первыми в глаза бросались ее буйные, рыжие, совершенно неестественные волосы – по-моему, этого оттенка она и добивалась, а ее лицо было круглым, мягким, белым, как пуховка, рот – маленьким и изящным. Ее лицо почти не пострадало (стало быть, гроб может быть и открытым, при желании, мысленно услышала я рассудительный голос тетушки Джастины), и это означало, что остальное тело наверняка измочалено.

Я поискала взглядом Тома и увидела, что он что-то нашептывает на ухо безутешному мужу, держа тяжелую, как наковальня, руку на его плече и повторяя одно и то же раз за разом.

– Машина, которая ее сбила, не моя, я только брал ее на время сегодня, – утверждал он. – Сам я за рулем купе, мы только что прибыли из города… слышите меня? Мы только что прибыли из города.

– У него виноватый вид, – вполголоса заметила я, пока Ник уводил меня прочь.

– У всех нас такой, – его голос звучал слегка потрясенно.

– У меня – нет.

Я уселась рядом с ним, прижав его к себе. Потом спросила, не тошнит ли его, и он покачал головой.

– На войне мне случалось видеть кое-что пострашнее, – негодующе заметил он.

– Но не в Нью-Йорке, – возразила я со вздохом. – Знаешь, однажды я видела, как какую-то девушку машина сбила на Бродвее. От удара с нее слетели туфли и шляпа. Так ее подруга бросилась за шляпой и пыталась нахлобучить на голову погибшей, словно та могла от этого ожить.

Ждать пришлось долго, но наконец Том вернулся, слегка пошатываясь, и навалился крупным телом на машину, заставив ее качнуться. Он неуклюже сел за руль, не слушая робких предложений Ника подменить его на оставшуюся дорогу до Ист-Эгга. Несколько минут Том смотрел невидящими глазами на дорогу перед собой, а потом нажал на газ так резко, что машину рывком бросило вперед. Мы проехали с полмили, прежде чем я поняла, что он плачет.

– Проклятый трус! – всхлипнул он. – Даже не остановился!

Нет, это не он, вдруг осенило меня.

Гэтсби знал бы, как все уладить, и сделал бы это, поняла я. Может, с помощью вежливых угроз, может, сотенными купюрами, врученными как благословение, но… словом, он бы все уладил.

Мне показалось, что мой желудок ушел в пятки, будто набитый камнями, и, пока мы мчались по шоссе под хриплое от слез дыхание Тома, с болтающейся, как у мертвеца, головой Ника, я думала, что финальная катастрофа этого вечера наконец разразилась.

Подъезжая к дому в Ист-Эгге, мы увидели, что он ярко освещен и заливает окрестности светом, словно во время большого приема гостей. Но при этом в доме царила жутковатая тишина. Я невольно бросила взгляд на особняк Гэтсби на другом берегу бухты: там было темно, как и все предыдущие недели. Маргарет Дэнси говорила, что вечеринки в нем завершились окончательно и бесповоротно, и я впервые поняла, что готова ей поверить.

Том остановил купе перед верандой, запрокинул голову и оглядел дом, освещенный, как маяк.

– Дэйзи приехала домой, – заключил он, и, если бы я уловила в этих словах удовлетворенность, я бы ударила его. Он нахмурился, взглянув на Ника.

– Извини, надо было додуматься завезти вас в Уэст-Эгг…

Ник покачал головой, помогая мне выйти из машины.

– Нет, ничего страшного…

– Я вызову вам такси, – пообещал Том, протягивая ключи от купе бесстрастному лакею. – А пока почему бы вам с Джордан не зайти в дом? Наверняка вы оба проголодались, а здесь вам что-нибудь да приготовят.

– Даже не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь снова есть, – заговорила я, но Ник покачал головой, глядя в удаляющуюся спину Тома.

– Спасибо, но на этот раз нет.

Мы оба проводили Тома взглядом: его подбородок был высоко поднят, словно ему предстояла некая благородная цель. Когда великолепные двустворчатые двери закрылись за ним, я взяла Ника за руку.

– Пойдем, – произнесла я так мягко, как только могла. – Даже если мы не хотим есть, можем поковыряться в тарелках так, будто проголодались.

– Нет.

– Да ладно тебе, тарелки у Бьюкененов прелестные, – попыталась пошутить я, но он впился в меня взглядом, которому совсем немного недоставало, чтобы считаться яростным.

– Я сказал «нет», можешь ты это понять? – выкрикнул он.

Мне было бы легче принять эту вспышку, если бы он сразу пожалел о ней, рассыпался бы в сбивчивых извинениях, ссылаясь на страшное зрелище, которое мы увидели, и выводы, к которым пришли. Но он не спускал с меня гневного взгляда, и я ответила ему таким же.

– Конечно, я понимаю, – холодно произнесла я. – Спокойной ночи, Ник.