Избранные киносценарии, 1949–1950 гг.

Вдруг резким движением поворачивает машинист рукоятку. Вздрогнув, останавливается комбайн. Оглушительная тишина обрывает музыкальную симфонию.

— Все! — кратко говорит машинист и сплевывает наземь.

— Что случилось? — встревоженно восклицает Кравцов. — Поломка?

— Нет! — зло отвечает Постойко. — Перекурка…

Все недоуменно оборачиваются к Сидору Трофимовичу. Тот смущен.

— Я ж тридцать вагончиков подготовил… — бормочет он. — Тридцать вагонов!

— Что этому зверю тридцать вагончиков? — усмехается Трофименко. — Семечки! Двадцать минут работы…

— И больше порожняку нет? — спрашивает, все поняв, начальник комбината.

— Так это ж испытание, испытание машины только… — бормочет начальник шахты. — Машина-то ведь действует…

— Она-то действует, — усмехается Кравцов, — а бездействует кто же?..

— От так, как видите! — сплюнув опять, говорит Постойко. — Та будь оно трижды проклято… — И вдруг, спохватившись, добавляет: — Извиняюсь, товарищ министр!..

Но министр молчит.

И все вокруг него смолкают, даже Сидор Трофимович, для которого недавний триумф вдруг обернулся полным скандалом.

Неловкое, томительное молчание. Министр медленно, словно про себя, читает наименование машины:

— ГУК.

— Горно-угольный комбайн, товарищ министр, сокращенно — ГУК! — спешит с объяснением директор завода.

— Незавидное название. Трофименко невесело усмехается:

— У нас тут даже пословицу пустили: «Кому гуки, а кому муки!»

— Д-да… — медленно произносит министр. — ГУК. Это не имя даже… это… кличка собачья!.. — И вдруг обращается к машинисту: — А окрестить машину надо, а? Ты как думаешь, машинист?

— Машина без имени, как человек без паспорта! — отвечает машинист.

— Правильно! А в паспорте всегда указано: кто, чей, откуда родом, — уже улыбается министр и обращается ко всем: — Я предлагаю, товарищи, дать этой машине почетное название «Донбасс». А?..

— Лучше не придумаешь! — подхватывает Кравцов. — А как же мы будем величать водителя такой машины? Машинист? Так ведь машинистов у нас много: на электровозе, у подъемника, на врубовке… А это ведь небывалый машинист во всей горняцкой истории!

— Верно! — восклицает министр. — Он даже и не машинист, а скорее механик!

Кравцов приподнято и громко объявляет:

— Машинист-механик комбайна! Здорово звучит!

— Так и решили! — весело подтверждает министр.

— Так вам, значит, понравилась машина? — нерешительно спрашивает конструктор.

— Понравилась?! Не то слово, Дмитрий Иванович! Машина — не девушка. Я ей в любви объясняться не буду. А… поверил я в вашу машину, товарищ конструктор. Поверил! И думаю — не ошибся.

— А порожняк? — спрашивает вдруг Постойко.

— И порожняк будет! — отвечает министр. — А не будет, — вдруг озорно блеснул он глазами, как бывало, когда коногонил в шахте, — а не будет, так начальник комбината сядет на электровоз, главный инженер станет десятником откатки, а я… я сдам министерство кому-нибудь более толковому, а сам пойду к тебе учиться на комбайнера…

— Ясно! — негромко говорит начальник комбината.

— И ничего вам не ясно! Ничего! — говорит министр уже в кабинете Сидора Трофимовича.

— Так машина ж выдержала испытание.

— А шахта не выдержала!

— С порожняком мы дело наладим, товарищ министр. Вы же меня не первый день знаете…

— Да разве только в порожняке дело? Раз комбайн так жрет ваш порожняк, так, значит, и весь подземный транспорт надо перестраивать. Пути перестилать. Двухколейные штреки строить. Диспетчерскую службу наладить. А когда комбайны в полную силу войдут, так у вас горные работы начнут отставать, лимитировать…

— Да… — почесал затылок Сидор Трофимович. — Не было у бабы хлопот, так купила порося…

Все рассмеялись.

— Тебя одно порося уже в мыло вогнало… — усмехнулся министр. — А как их будет пять или шесть на шахте? Что тогда? У тебя ствол задохнется от такого изобилия угля!

— Ох, дал бы только бог такое положение! — засмеялся Сидор Трофимович.

— Даст, должно быть!

— Ну, это еще не скоро… — утешает Горового директор завода. — Машина должна пройти еще испытание… проверку временем… в разных горных условиях…

— Правильно! — подтвердил министр. — Сколько вы предполагаете, Дмитрий Иванович, запустить образцов в этом году?

— Мечтаю, товарищ министр, — застенчиво отвечает Трофименко, — испробовать еще… две машины.

— Всего, значит, три? — спокойно уточняет министр. — А начальник комбината что думает?

Снисходительно посмеиваясь, начальник комбината замечает:

— У нашего конструктора домашние масштабы.

— А как вы размахнетесь?

— В три раза больше! Восемь-девять комбайнов!

— Вы б еще сказали — десять-двенадцать! — возмущается директор завода. — Не вам же их делать, а мне!

— Что? Много? — сочувствует министр.

Почувствовав поддержку, директор завода быстро отвечает:

— Хотел бы, конечно, побольше, товарищ министр, но… пять машин я обещаю твердо!

Усмехнувшись, министр загибает пальцы, подсчитывая: — Легко на пальцах подсчитать — три, потом пять и, как предел мечтаний, девять! Так? — И вдруг неожиданно для всех резко заканчивает: — А надо пятьдесят! И еще до конца этого года!

Присутствующие ошеломлены названной цифрой и молчат, один только директор вскакивает с места: