Избранные киносценарии, 1949–1950 гг.

Марта невозмутимо сидит за рулем. Машина летит по разрушенным улицам Берлина.

Свидание Хейвуда с Генрихом Гиммлером состоялось в тот же лень.

Они стояли очень близко друг к другу, возле окна, за которым видны были аккуратные шары подстриженного кустарника, чисто подметенные, посыпанные желтым песком дорожки.

— Почти все боеспособные части, господин сенатор, — негромко говорит Гиммлер, — убраны нами с Западного фронта.

Хейвуд исподлобья смотрит на Гиммлера:

— Наконец-то.

— 5-я и 6-я танковые армии переброшены на Восток.

— И тем не менее русские не останавливаются!..

— Они будут остановлены, господин сенатор! — Гиммлер снимает пенсне. Глаза его без стекол кажутся голыми. Он многозначительно смотрит на Хейвуда. — Именно для этого мы почти полностью обнажили Западный фронт…

— Почти? — недовольным тоном спрашивает сенатор.

— Ваши войска могут продвигаться беспрепятственно, — улыбаясь, отвечает Гиммлер. — Наши гарнизоны будут сдаваться, даже если в город прикатят три велосипедиста… пьяных или безоружных — безразлично.

ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ

Под звуки бравурного марша по землям западной Германии, почти нетронутым войной, бодро катились американские и английские машины. Гитлеровские части складывали оружие я поднимали руки.

Длинные колонны пленных немцев с белыми флажками в руках без сопровождения охраны двигались навстречу американским танкам.

Так выглядело «наступление» англо-американских войск на Западном фронте в феврале 1945 года.

ВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ

На Восточном фронте шли упорные, тяжелые бои. Артиллерия била беспрерывно. Подбитые танки пылали, как костры. Тяжелые снаряды взметали землю. Снаряды гвардейских минометов освещали ночное небо. Пикирующие бомбардировщики с ревом неслись к земле.

Снова и снова поднимались в атаку советские пехотинцы, бежали, падали, продвигались, зарывались в землю. Доты укрепленной немецкой полосы изрыгали пламя. Советские гранатометчики подползали к самому жерлу огня, забрасывали щели гранатами, гибли, но войска продвигались вперед. Смерч огня сменялся смерчем атак.

В феврале советские войска, форсировав реки Вислу и Одер, взломав крупнейшие оборонительные узлы противника, вторглись в Силезию, Померанию и Бранденбург. Германские армии отступали по всему фронту.

Весенний ветер колебал занавеси, затеняющие окна кабинета Мартина Бормана. Огромный стол стоял к глубине кабинета. Над столом портрет Адольфа Гитлера.

Бормана манила власть. Каждого человека, который стоял близко к Гитлеру, Борман рассматривал как своего личного врага. Тех, кого можно было уничтожить, он уничтожал немедленно, предпочитая при этом действовать исподтишка.

В кабинете находились рейхсминистр Генрих Гиммлер, начальник «СД» (Служба безопасности) Эрнст Кальтенбруннер и Мартин Борман.

Обстоятельства складывались для них неблагоприятно. Именно этим и объяснялось то, что сейчас собрались вместе три человека, очень редко встречавшиеся в последнее время. Они ненавидели друг друга. Теперь, связанные одной цепью преступлений, они сидели в кабинете Бормана, запершись, говоря тихими голосами.

— Дело плохо, — Борман смотрит поочередно на Гиммлера и Кальтенбруннера. — Не стоит скрывать: русское наступление катастрофично… Мы проиграли. Пора подумать о нашем будущем.

Кальтенбруннер вскакивает:

— Кое-кто понял это давно, — он яростно смотрит на Гиммлера, — и пытается спасти шкуру в одиночку!

Гиммлер молчит. Его лицо ничего не выражает. Маленькая рука снимает пенсне и тщательно его протирает. Молчит и Борман. Он сидит в кресле, наклонив голову. Вывороченные ноздри вздрагивают, под торчащими скулами перекатываются желваки. Когда он поднимает голову, выражение жестокости и хитрости на его лице становится еще отчетливее.

— Спокойно, спокойно, — говорит он. — Не нужно ссориться, ведь мы все здесь друзья! — Он пристально смотрит на Гиммлера. — Генрих не зря возится с этими американцами. Сейчас он расскажет нам все. Не правда ли, Генрих?

— Не понимаю, о чем идет речь! — В голосе Гиммлера звучит недоумение. — Какие американцы?

— Те самые американцы, — Кальтенбруннер охрип от волнения, — с которыми ты договорился об открытии Западного фронта.

— Первый раз слышу, — Гиммлер пожимает плачами. — Разве Западный фронт открыт?

Во взгляде и голосе Кальтенбруннера издевательство:

— Разумеется, ты, как всегда, в стороне. В крайнем случае, изменником и предателем окажется один Рундштедт!

Гиммлер резко поворачивается к Кальтенбруннеру:

— Как?..

Борман снимает трубку мегафона:

— Генерал-майор Шитте здесь?

— Уже больше часа, господин рейхслейтер, — почтительно отвечает сидящий в его приемной адъютант.

Борман продолжает улыбаться.

— Очень нервничает? — спрашивает он.

— Колоссально, господин рейхслейтер, — отвечает адъютант.

— Попросите его сюда.

— Слушаюсь!

Вниз по бетонной лестнице спускается генерал-майор Шитте.