Избранные киносценарии, 1949–1950 гг.

— Печальная необходимость, — Хейвуд грустно покачал головой. — Я не хочу огорчать господина Шульца, но пока есть возможность, мы будем беспощадно бомбить промышленность восточной части Германии и всячески оберегать военную промышленность запада.

Шум одобрения, аплодисменты.

Поднялся маленький желчный старичок.

— Мои предприятия, — язвительно пропищал он, — находятся как раз на западе. И что же? Правда, я не прихожусь родственником господину Дюпону. Я просто скромный немецкий предприниматель.

— Не такой уж вы скромный, Людвиг! — сказал чей-то голос сзади.

— Прошу меня не перебивать… — старичок рассвирепел. — У меня маленькое химическое объединение.

— Не такое уж маленькое! — сказал тот же голос.

— Но я категорически протестую. — Поддразнивания разъярили старичка. — Почему господин Дюпон всю войну поддерживал «И. Г. Фарбениндустри», а меня игнорировал? Почему «Испано-Американское общество» ни разу не откликнулось на все мои мольбы? Я тоже давал возможность Гитлеру воевать. Я помогал великой Германии…

— При чем тут великая Германия? — прошипел Абс.

— Это наша великая родина! — старичку не хотелось слезать с пьедестала.

— Какая родина? — голос, прервавший его, был полон возмущения. — Ваша родина в Международном коммерческом банке…

— Не будем ссориться, господа, — вмешался на этот раз Крупп. — Мы с вами выше этого. Всем давно известно, — улыбаясь, добавил он, — что родина кончается там, где начинаются деньги.

«Миротворец» Яльмар Шахт решил, что пришло время умерить разбушевавшиеся страсти.

— Господа! — он плавно помахал рукой. — Мне кажется, я выражу общую мысль, если принесу глубокую благодарность нашему гостю за постоянную поддержку, которую он и его друзья оказывали нам, руководителям германской промышленности, во время этой войны. Благодаря этой поддержке мы могли спокойно продолжать нашу работу, получая марганец, никель, хром, вольфрам и даже каучук!

Речь Шахта в этом месте была прервана аплодисментами присутствующих.

Добродушное настроение начало возвращаться. Все улыбались.

— Приятно видеть такое единодушие, друзья мои! — продолжал Шахт. — Это позволяет мне надеяться, что мы с грустью, но твердо встретим неприятную часть нашего разговора… Я позволю себе заговорить о некотором участии американского капитала в наших предприятиях.

Благодушное настроение как ветром сдуло.

— Я понимаю, — продолжал Шахт, — кое-кого из вас пугает возможная потеря независимости, но, господа, лучше позволить состричь волосы, чем головы. Или, может быть, вы хотите революционной Германии? Русское наступление продолжается! Русские придут и уйдут. Это так! Но вы останетесь с глазу на глаз с толпой… И не будет гестапо, чтобы заступиться за вас, господа! Кто же тогда протянет вам руку помощи? Они! — Патетическим жестом Шахт указал на Хейвуда. — Только они, наши заокеанские друзья! Напоминаю: русское наступление продолжается!!

Москва. Кабинет. За письменным столом человек в штатском. Перед ним генерал-майор.

— Сообщение Н-11, — говорит генерал-майор.

— Что такое?

— Н-11 вчера присутствовала на секретном совещании американцев с Круппом и германскими промышленниками.

Иван Васильевич одобрительно улыбается:

— Ах, молодец! Какие подробности?

— Подробностей сообщить не успела, — отвечает генерал. — Будет передавать в ближайшее время.

Советские тяжелые бомбардировщики проходят над Германией. Ревут моторы. Курс — Берлин.

Сирены воздушной тревоги воют над Унтер ден Линден. Торопливо бегут в подвалы берлинцы.

Цветочный киоск. В нем очень мало живых цветов. Главным образом искусственные букетики, предусмотрительно обернутые черной траурной бумагой, и похоронные венки. Сейчас это самый ходовой товар.

Марта стоит у киоска. В руках у нее крохотный букетик бульденежей. Она расплачивается с продавщицей, которая торопится уходить.

Сирены воют над Унтер ден Линден. Рядом с Мартой останавливается Дементьев в форме майора «люфтваффе».

— Можно купить фиалки? — спрашивает он продавщицу.

Но цветочница не хочет задерживаться.

— Я тороплюсь в метро. Сейчас будут бомбить. Вам тоже советую не задерживаться.

Цветочница убегает. Дементьев подходит к Марте.

— Идемте. Через несколько минут наши начнут бомбить.

Они смешиваются с потоком берлинцев, направляющихся к подземке.

Метро. Толпа течет вниз по двум лестницам, постепенно заполняя все помещения подземки. Гул голосов, топот тысяч ног, плач детей. Наиболее предусмотрительные тащат с собой чемоданы, узлы, свертки.

Дементьев с Мартой выжидают, пока все пройдут вниз. Оставшись вдвоем, Дементьев поворачивается к Марте.

— Машенька! Москва благодарит вас! Очень благодарит!

— Правда? — радостно вспыхивает Марта.

Дементьев кивает головой и продолжает. В его голосе чувствуется встревоженность.

— А теперь вот что. По нашим сведениям, аппарат Кальтенбруннера начал заниматься вами. Вам предоставлено право решить: уходите вы или остаетесь. Погодите! Не отвечайте!.. Я могу перебросить вас через два дня… Погодите!.. Через два дня вы увидите Москву… Борьку… А, Машенька?..

Дементьев умолкает и смотрит в глаза Марты. Молчит и она.