Возликуйте ж! Афины являются вам в незабвенной, невянущей славе.
Красота многопетых, чудесных Афин! 3олотая столица Народа!
«О Афины, Афины, краса городов![98]
О Афины, в венке из фиалок!»Вот и он! С золотою цикадой в кудрях, в облачениях прадедов древнем.
Уж не тяжебным смрадом несет от него, умащен он елем и миром.
О, хвала! О, привет тебе, эллинов царь! А для нас — ликованье и радость!
Вот теперь ты достоин отчизны своей и святых марафонских трофеев.
Агоракрит! Приди сюда, возлюбленный!
Как счастлив я, что юность возвратил ты мне.
Да, друг мой! Позабыл ты, чем недавно был.
И делал что? Не то меня бы богом счел.
Что ж делал, расскажи мне, и каким я был?
Да если речь кто заводил в Собрании:
И о тебе забочусь, и тружусь один».
Едва такие слышал ты речения,
Сейчас же таял, гордо вскинув голову.
Как, я?
А тот обманывал и был таков.
Что ты сказал?
Да, видит Зевс. И тотчас уши зонтиком
Ты расправлял, а после снова складывал.
Каким же был глупцом я, стариком каким!
Один триер постройки новых требовал,
Другой казну на плату расточить хотел,
Так верх бы одержал он над триерами.
Да что с тобой, что голову к земле склонил?
Ах, прегрешений мне прошедших совестно!
Твоей вины и нет тут, не печалься, друг!
Повинны те, кто лгал и соблазнял тебя.
Скажи ж теперь: когда писец негоднейший
Коль обвиненьем дела не закончите!» —
С таким, скажи, что сделаешь оратором?
Подняв на воздух, брошу со скалы его,
На шею подвязав ему Гипербола.
Вот это славно сказано и правильно.
А вообще, скажи, как станешь править ты?
Сперва гребцам отдам я содержание
На кораблях военных, — все сполна отдам.
Задов потешишь много ты мозолистых.[99]
Теперь гоплита, в списки занесенного,[100]
Нет, где записан, там и остается пусть.
А, зачесалось под щитом Клеонима.
Пускай молчат в Собранье безбородые![101]
А где ж Клисфену речь держать и Стратону?
Я говорю о мальчиках накрашенных.
Что так себе стрекочут, сидя рядышком:
«Феак[102]
велик, он спас себя умением,Искусен, смел в сужденьях силлогических,
Отличен риторически, типически,
Ты малому насыплешь
Нет, в поле погоню его охотиться,
Чтобы и думать позабыл о прениях.
Прими ж за это от меня скамеечку.
И мальчика, чтоб за тобой носил ее.
А пожелай, так встанет сам скамеечкой.
Счастливец я, былое возвращается.
Что скажешь ты, как мир я поднесу тебе
На тридцать лет? Эй, нимфы мира, выгляньте!
А можно мне их поприжать, скажи, дружок?
И где ты взял их только?
Пафлагонец, знай,
Скрывал их в доме, чтоб тебе не видеть их.
Так от меня прими их и ступай теперь
В поля и села с ними.
Пафлагонца как
Накажешь ты за все, что он проделывал?
Да пустяки, мое пусть ремесло возьмет,
И у ворот пусть торг ведет колбасами,
Мешая всласть ослятину с собачиной,
И воду из-под бань хлебает мыльную!
Придумано прекрасно! Заслужил подлец
Меж банщиков и девок руготню вести.
Тебя же я за это в Пританей зову
На место, где негодник до сих пор сидел.
Иди ж, наряд одев зеленый, праздничный!
Того ж пусть тащат на работу новую, союзникам, гостям на посмеяние.
Облака
Стрепсиад — старик.
Фидиппид — сын его.
Ксанфий — слуга.
Сократ — мудрец.
Ученики Сократа.
Правда, Кривда — спорщики.
Пасий, Аминий — заимодавцы Стрепсиада.
Хор из двадцати четырех женщин-облаков.
На сцене два дома: один — Стрепсиада, другой — Сократа.
ПРОЛОГ
Ай, ай, ай, ай!
Владыка Зевс, какая ночь ужасная!
Конца ей нет! Когда же рассветет заря?
Давно уже слыхал я, как петух пропел.
Храпят рабы. Ах, прежде было иначе![103]
Война, чтоб ты пропала! Много зла в тебе!
Из-за тебя и слуг не смеем высечь мы.
А этот вот молодчик, ладно скроенный,
Всю ночь без передышки спит, без просыпа,
Ну, что ж, и я закутаюсь, и я вздремну.
Беда мне: не могу уснуть! Грызут меня
Корма, овсы, расходы и долги мои.
Всему виною — сын мой. Закрутив вихор,