Спор свой провел на славу!
Чудовищно искусным быть теперь в речах ты должен,
Чтоб переспорить старика, себя не обесчестить.
Давно уж жжет меня в груди, я весь — как на иголках,
Все рассуждения врага я разом опрокину.
Средь образованных затем меня прозвали Кривдой,
Что прежде всех придумал я оспаривать законы,
А бочек с золотом литым не стоит это разве:
Кривой дорогой приводить к победе дело слабых?
Смотри, как опровергну вмиг я все его советы!
Водой горячею тебе он запрещает мыться?
В горячих банях что, скажи, запретного находить?
Я говорю, что бани — зло и для мужчин — отрава.
Остановись! Готов! Тебя уже держу я крепко.
Скажи: из Зевсовых детей кого считаешь лучшим,
Кто всех храбрей и всех сильней и больше всех трудился?
Славней героя, чем Геракл, нет никого на свете.
А кто ж храбрее, чем Геракл?
Вот, вот они, увертки!
Вот то, что делает у нас подростков болтунами,
Гимнасий делает пустым и наполняет бани!
На рынке говорящих речь хулишь ты, я хвалю их.
Когда бы рынки были злом, тогда б Гомер не вывел[167]
Витией — Нестора царя и остальных героев.
Перехожу теперь к речам. Велишь ты молодежи
Не упражняться в них совсем. Я ж говорю другое.
Где ж видано, чтоб кто-нибудь стал через скромность славен,
Силен, могуч? Ну докажи, ну научи иному!
И докажу. За скромный нрав Пелею меч достался.[168]
Что? Меч? Великое добро бедняга заработал!
Не то Гипербол-ламповщик. Талантов сто и больше
Обманом, ложью он добыл. Меча ж не заработал.
За скромный нрав свой получил Пелей Фетиду в жены.
Она ж и бросила его. Сбежала. Был он скромник.
Был увалень. И не умел играть с ней ночкой темной.
Смотри ж теперь, мой юный друг, к чему приводит скромность
И сколько радостей себя из-за нее лишишь ты:
Жаркого, мальчиков, сластей, вина, костяшек, женщин!
Без этих сладостей, скажи, зачем и жить на свете?
Пусть! Перейду теперь к тому, к чему влечет природа.
Влюблен ты, соблазнил жену, поспал, попался мужу —
Погиб ты насмерть, — говорить ведь не умеешь. Если ж
Со мной пойдешь — играй, целуй, блуди, природе следуй
Спокоен будь! Найдут тебя в постели, ты ответишь,
И тот ведь уступал любви и обаянью женщин.
Так как же, чадо праха, ты сильней быть можешь бога?
Когда ж ощиплют там его и сзади редьку вставят,
Питомец твой докажет чем, что он не из задастых?
Когда б и был задастым, что плохого в том.
А я спрошу, что может быть постыднее?
Что скажешь, если докажу обратное?
Что мне сказать? Все кончено!
Ответь же мне,
В Собранье судьи из каких?
Из толстозадых.
Правильно!
Из толстозадых.
Именно!
Народоправцы из каких?
Из толстозадых.
Видишь ли,
Свою неленость понял ты.
Теперь из зрителей сочти,[169]
Кто — большинство?
Сейчас сочту.
Что ж видишь ты?
Клянусь богами, понял все.
Из толстозадых большинство.
Того я знаю, и того,
Что ж скажешь ты?
Я побежден, распутники!
Ради богов,
Примите плащ мой, я бегу,
Я к вам перебегаю.
Ну, что ж, теперь обратно увести сынка
Желаешь иль в науку мне отдашь его?
Учи его, пори его! Старайся, друг,
Мальчишку навострить на обе челюсти,
Чтобы одною грыз он тяжбы мелкие,
Другую ж на большие наточил дела.
Спокоен будь! Искусником вернется он.
Сократ уводит юношу в дом.
Ступай домой, но мнится мне,
После пожалеешь!
Судьи! Если по заслугам отличите вы наш хор,
Выгод тысячу найдете. Выслушайте нашу речь.
Первое: когда начнете вы поля свои пахать,
Первым вам мы дождь подарим, а соседям уж потом.
Будем сад ваш и зеленый виноградник охранять,
Тот же смертный, кто в безумье не уважит нас, богов,
Вот послушайте, узнайте, сколько бед претерпит он.
Пить вина уж он не будет, есть не будет овощей,
Чуть в саду его маслины зацветут и виноград,
Все завянет, тяжкой дробью из пращей собьем мы цвет.
Кирпичи сушить захочет, хлынем на землю дождем,
Все на кровле черепицы летним градом расшибем.
Если ж свадьбу он затеет, или родич, или друг,
До утра разверзнем хляби, так, что взмолится бедняк,
ЭПИСОДИЙ ПЯТЫЙ
До новолунья пятый, и четвертый день,[170]
И третий, и второй, и тот, которого
Боюсь и ненавижу и пугаюсь я:
За ним последний — «молодой и старый день».
Заимодавцы кляузу о взыскании