Избранные (ЛП)

Но я пробовал что-то новое. Или, по крайней мере, я изо всех сил старался это сделать. Никогда не думал, что мне придется открыть свой трастовый фонд. Большие деньги в конце концов исчезнут, когда-нибудь в далеком будущем, и тогда я буду предоставлен сам себе. Это было одновременно и страшно, и волнующе.

— Ладно, просто не хочу видеть мою девочку такой расстроенной. Она даже шутить со мной больше не хочет. — Я заметил, что она больше ни с кем из нашей группы не разговаривает, кроме Элоизы. — И когда я смогу увидеть твою холостяцкую квартиру? Не могу поверить, что ты пошел и купил чертову квартиру!

Моей квартирке было нечем похвастаться — маленькая, с одной спальней в тихом районе Челси. Она была чистой, обновленной, с хорошей мебелью, и лучше всего… все это было моим. Я потратил на это значительную часть своего трастового фонда, но, по крайней мере, знал, что у меня всегда будет дом в городе, в котором я вырос.

— Скоро… может быть. Я действительно наслаждаюсь одиночеством, и мне не нужно, чтобы вы, придурки, приходили и все портили.

— Одиночеством? Да ладно, только не говори мне, что к тебе не приходили какие-нибудь фигуристые цыпочки и не трахались с тобой как сумасшедшие! — его глаза говорят о многом, говоря мне, что я, должно быть, сумасшедший.

— Тебе не понять

Я закрываю шкафчик, звенит звонок, и коридоры пустеют.

— Господи, приятель, прости. Я понимаю, и горжусь тобой… Знаю, что твой отец не самый простой парень.

Я задаюсь вопросом, знают ли мои друзья больше, чем показывают, о моей домашней жизни.

Бросив взгляд дальше по коридору, я все еще видел Нору.

— Увидимся позже, приятель.

Я не дожидаюсь его прощания, а вместо этого быстро иду к ней. В течение нескольких месяцев после того ужина я видел ее в школе почти каждый день. Сначала я вел себя холодно, желая, чтобы мое послание с ужина дошло. Хотел, чтобы им было больно… Но эти чувства очень быстро исчезли. Примерно через пять дней после того, как я изверг всю эту ненависть в их доме, я столкнулся лицом к лицу с Норой в коридоре.

И в ее глазах я увидел весь ущерб, который причинил. Боль, разочарование, предательство. Этот взгляд, который она бросила на меня, говорил громче, чем могли бы сказать слова, и я почувствовал себя отвратительно.

Не ожидал, что она когда-нибудь заговорит со мной, не говоря уже о том, чтобы снова посмотреть на меня… Но я должен был попытаться. Я не мог продолжать сидеть в таком отчаянии, и даже если она никогда не примет моих извинений, я должен был сделать это.

Коридор был пуст, и она, казалось, была поглощена чем-то в своем шкафчике.

— Привет. — Она медленно поднимает голову, узнавая мой голос. Ее глаза уже не сияют так, как раньше, по крайней мере, для меня. Она ничего не говорит, но закрывает шкафчик и поворачивается, словно собираясь бежать. Я встаю перед ней. — Пожалуйста, Нора… позволь мне объяснить.

Мой тон полон отчаяния, и, возможно, это разжигает что-то внутри нее.

— Не знаю, что еще ты можешь мне сказать.

— Ты не понимаешь… Во всем этом есть нечто гораздо большее. Мы можем где-нибудь поговорить?

Мне так сильно хотелось просто протянуть руку и прикоснуться к ней.

Я тосковал по ней, когда был один. Мне не хватало ее разговоров, странных наблюдений, даже ее застенчивой наивности. Мне не хватало слов, которые она использовала, таких сложных и утонченных, что я не мог ничего сделать, кроме как рассмеяться. Я скучал по тому, как она жевала кончик ручки, когда училась, как ее волосы падали ей на лицо каждый раз, когда она смеялась, по бесцельным разговорам, которые мы вели за кофе для нее и чаем для меня. Но сейчас, стоя перед ней, боль переросла в мощную пульсацию желания. Я потратил впустую так много времени, потратил часы и минуты, строя заговоры против нее, когда должен был заботиться о ней. У нас был только один раз в моей комнате, и мне нужно было больше.

Она наклонила голову.

— О том, какие у тебя могли быть причины пытаться разрушить мою семью? Погубить моего отчима? Так долго, Ашер, ты лгал мне. Ты заставил меня довериться тебе. Я не знаю… Не знаю, какое хорошее оправдание ты мог бы придумать, чтобы объяснить это.

Конечно, она была права, но я продолжал умолять.

— Пожалуйста, ты не знаешь, как это было. Дом, в котором я вырос, пропаганда, которой меня кормили.

— Может быть, и нет, но ты решил сделать то, что сделал. Решил преследовать меня, переспать со мной! Знаешь ли ты, что до тебя я никому так не открывалась. И благодаря тебе я, вероятно, больше никогда этого не сделаю. Ты плохой человек, Ашер, и то, как ты вырос, могло повлиять на это, но это не меняет того, какой ты на самом деле внутри.

Ее слова режут меня, делая кровоточащую рану в моей душе еще шире. Я киваю, соглашаясь с тем, что она никогда не позволит мне объясниться. Есть такое клише: если ты любишь, то должен отпустить. И как бы стереотипно это ни звучало, Нора научила меня любить в то время, когда я должен был держаться от нее подальше.