- Я догадался, что она... вдруг утратила это чувство покоя. Потому что мужчина, который теперь спал в доме...
- Дальше! Дальше!
- Мужчина этот был чужим в ее детстве. И он слишком хорошо знал ее и угадывал каждый ее шаг. И это показалось ей посягательством на ее душу словно у нее уже не осталось ничего своего.
Она зашептала:
- И куда же она пошла? Что еще угадал ты, милый?
- Я угадал, что она спустилась к "озеру водяных лилий", и там ее одолела тоска...
- О чем затосковала она? Говори!
- Право, не знаю. Наверно, ей хотелось, чтобы все было в точности как тогда. Не знаю.
- И что же? Вышло все, как ей хотелось?
Он мягко отстранил ее от себя, нарушив нестерпимую близость тел; казалось, только спокойствие может приглушить ее страх.
- Все уже не могло быть как прежде, - сказал он. - Деревья - и те выросли.
- Да! Говори еще!
- Деревья выросли. А на воде не было водяных лилий. Короче, прошло тринадцать лет. Из озера уже не слышались ей прежние слова.
- Какие слова? Из озера?
- Такие слова, какие слышатся человеку в детстве и потом кажутся ему нелепыми, а поздней, спустя много лет, они вновь обретают смысл. Когда все уже переменится.
- И как же, переменилось все? - спросила она, вздрагивая от волнения.
- Все переменилось. Может, это и разочаровало ее: ей так хотелось, чтобы все было как прежде.
Теперь она совсем согрелась. Ночь была тихая-тихая. Отступив назад, она оглядела его в свете луны.
- Ты непременно хочешь остаться в этом смешном наряде? - спросила она, улыбаясь.
- Нет, - сказал он и сбросил его на траву. - А ты?
- И я нет, - сказала она. - Теперь не надо больше угадывать.
Прогулки их становились раз от разу длиннее. Стояли светлые сентябрьские дни с отблеском лета в воде и на листьях, но с осенней терпкостью запахов, которая говорила: сейчас - или никогда.
Они взбирались на горы, и он восхищался, глядя, как уверенно она ставит ноги, ни разу не оступись. И он восхищался тем, что она никогда не вздыхала: ах, какой прекрасный отсюда вид! Не знала она и названий озер, открывавшихся им с горных вершин, и не знала, на какой высоте от уровня моря расположены дальние горы и как они называются. Однажды, еще в городе, стараясь объяснить ему, где находится ее дом, она так рассказала об этом:
- Сначала надо подняться к хутору, он лежит на пути к нашей усадьбе, и мы там берем молоко. Потом мы взбираемся в гору, а затем спускаемся вниз: здесь холм, почти совсем пологий, и луг, весь в самых разных цветах. Вот там-то и стоит наш дом.
И он ответил ей:
- Какое подробное описание! Теперь мне уже не понадобится ни компас, ни карта...
Но тогда она лишь смерила его строгим взглядом. Она не терпела шуток над своим родным домом.
- Я сама отыщу дом, - сказала она. И снова рассказывала и рассказывала ему про детство; как выходила из дома по ночам и бегала к тем двум озерцам: одно было узкое, длинное, а другое - почти совсем круглое и полное водяных лилий; ей казалось, будто она одна на белом свете, и думать так было покойно, легко, оттого что близкие ее спали в доме. И теперь ей легко было рассказывать ему об этом.
И тогда он тоже погасил улыбку и тихо сказал:
- Я хочу познакомиться с девочкой, что когда-то жила в этом доме. Я пойду с тобой туда и помогу вызвать ее из детства.
Спускаясь к дому, они отходили друг от друга все дальше и дальше. Это была игра, и каждый знал, что и другой играет в нее: будто они пришли сюда не вдвоем, а вот-вот случайно встретятся где-то в лесу или на лугу, окаймленном белыми стволами деревьев. Будто они никогда прежде не видались, но, встретившись, в озарении поняли, что отныне всегда будут вместе.
Она намного обогнала его, и он знал: когда они стояли на вершине горы и смотрели сверху на дом, она вспомнила, как описывала ему там, в городе, здешний край и что он ответил ей. И когда он вышел на луг в хороводе белых стволов, она сама уже шла ему навстречу, словно просто гуляла в лесу и случайно столкнулась с ним. И оттого, что он принял ее игру, она преисполнилась радости и сказала:
- Теперь ты вызвал меня из детства, теперь я твоя.
Он хотел поблагодарить ее, но у него не нашлось слов. Может, он заметил, что то был с ее стороны лишь порыв... Девочка из прошлого, которую он так ждал, еще не вернулась к ним. Но сладостная тревога ширилась и росла в душе предощущением высшего накала чувств.
- И потому мы сейчас уедем отсюда, - сказала она.
- Уедем?!
- Потому что теперь это наш дом, - перебила его она. - Теперь это всего лишь наш дом, по которому мы отныне можем скучать...
Сейчас он уже не мог отгадать ее мысли, не был уверен, что в истоке их - радость.
- Ты чем-то огорчена? - спросил он. - Мы ведь приехали сюда побыть вдвоем и воскресить твое детство.
- Спасибо тебе за все, - сказала она. - Но теперь ты и детство мое взял себе.