Избранные письма. Том 2

Вдумайтесь в эту сжато выраженную формулу, и перед Вами вспомнятся все наши заседания, споры, пререкания, умерщвлявшие всякий порыв, парализовавшие всякую активность…

Думая о будущем и перебирая «опыт», я хотел бы посоветовать… скромность.

Не надо считать своего бога единственным. И в заповедях «иных» богов встречаются лучшие, чем в христианских.

Нельзя закрывать глаза и уши на несущееся мимо окон и иногда стучащееся в дверь…

{268} Нельзя смотреть на театр как на кабинетную забаву. Искусство актера действенно только в спектакле, а не в кухне его, как бы она ни была обставлена высокохудожественно.

Не следует, наконец, никогда опираться слишком на «славу». Идеал: работать так, как будто ее и нет совсем.

Не примите все это за проповедь или вообще за какую-либо «программу». Просто бросаю набегающие мысли. А в конце набежала даже такая «улыбчивая» мысль: да, не следует опираться на славу, а вот поди-ка, поговори с ними теперь, после всеевропейских и американских триумфов! «С ними», то есть с теми «5, 6, 8 талантливейшими и влиятельнейшими», вышеназванными…

Будьте здоровы! Обнимаю Вас. Привет Нине Николаевне и Диме.

Ваш В. Немирович-Данченко

380. В. В. Лужскому[554]

8 апреля 1923 г. Москва

8 апр., пасха, воскресенье

Милый и дорогой Василий Васильевич!

Не сердитесь, что я Вам не писал долго. Ни на что я не обижался, а прямо не хватает меня на письма. Вы знаете, студии, все, словно осиротевшие, начали жаться ко мне. Это очень приятно, но ест и все мое время и всего меня Я занят до смешного много.

В К. О.[555] мне без Вас не очень легко. Теперь мне помогаю; по «Лизистрате» двое — Баратов и Котлубай[556]. Студийцы-певцы в высокой степени добросовестны, терпят большую нужду, бьются, но работают не за страд, а за совесть. «Лизистрата» еще далека от постановки. Вы знаете — Вам скажу, Вы меня не сглазите, а поделившись с Переттой Александровной[557], может быть, даже подбавите надежды и веры, — Вы знаете, когда я размечтаюсь о постановке «Лизистраты», то мне кажется, что за все последние годы ничего такого прекрасного не было на театрах. Это ведь яркая комедия, переходящая {269} в фарс, дерзкая, кажется — неприличная, а в сущности, здоровая, высоконравственная при непрерывных непристойностях, — однако, мне нисколько не неловко ставить ее с барышнями, вроде Тюремковой (помните?). Я называю: «патетическая комедия». Это ведь не то, что я Вам как-то давал читать.

То была берлинская переделка[558]. А я ставлю подлинного Аристофана. При этом я внес много музыки и пения (клятвы, пляски, молитвы, гимны и пр.). Глиэр пишет прекрасно. Хор, так называемый «греческий хор», я разбил то на толпу, то на монолитный хор. Но везде с партитурой, так сказать, психологической, однако в определенном ритме и темпе. Декорацию Рабинович сделал замечательную. Не декорация, а что-то вроде конструктивизма[559]. Пленительная. Пластике учит с увлечением Редега (жена Подобеда).

А пока все сидим на «Анго» и «Периколе». Но тут у нас есть радость, которой делимся с Вами: своя Клеретта — Кемарская, решительно оставляющая за флагом Барсову[560], и свой Анж Питу — Палферов, которого взял мне Бертенсон. Этот играет очень хорошо, поет средне, скорее хорошо. Но пока не нашел своего обаяния. Тем не менее это был праздник студии. Кемарскую студия овацировала. Увы, Лариводьера своего все нет. Покойники не пускают. Пробовал Баратова — очень слабо. Точно так же нет своего вице-короля. Заболел как-то Лосский, и две недели не играли «Периколу». Пробовал один, другой — ничего не выходит.

Ведь и Лосский…[561] Знаете, он играет блестяще, виртуозно, но, с тех пор как он играет, нет в спектакле того умиления, какое было при Вас. Нет мелодрамы, нет сюжета, и потому судьба этих детей не так трогательна…

Что я буду делать дальше с К. О., еще не знаю…

Обнимаю Вас, целую ручки Перетте Александровне.

Екатерина Николаевна и Миша шлют свои приветы.

Ваш В. Немирович-Данченко

{270} 381. А. Н. Бенуа[562]

Зима – весна 1923 г. Москва

Дорогой Александр Николаевич!

Вот уже с полгода у нас в театре работают над Музеем Художественного театра, который (музей) должен быть открыт к 25-летию театра (осенью).

Вы понимаете, что Ваша фигура должна быть видна там и сям в Музее. В высшей степени желательно получить от Вас все, что у Вас есть касаемое Художественного театра и в особенности Ваших работ в нем. Как это сделать? осуществить?

В первую голову — Ваш портрет. Пожалуйста, дорогой Александр Николаевич! Поддержите. И укрепите в истории Вашу связь с МХТ[563].

Обнимаю Вас. Привет Анне Карловне и молодому художнику[564].

В. Немирович-Данченко

382. К. А. Липскерову[565]

Лето 1923 г.

Многоуважаемый Константин Абрамович!

Я очень виноват перед Вами. Но не по небрежности. Ваша пьеса заставила меня пересматривать решения относительно будущего сезона… Расскажу Вам подробно, тогда Вам будет все яснее.