Все ж, наконец, усевшись, по каналу
Поплыли граф с Лаурою домой.
Был посвящен весь разговор их балу,
Танцорам, платьям дам и — боже мой! —
Так явно назревавшему скандалу.
Приплыли. Вышли. Вдруг за их спиной —
Как не прийти красавице в смятенье! —
Тот самый турок встал, как привиденье.
88
«Синьор! — воскликнул граф, прищурив глаз, —
Я вынужден просить вас объясниться!
Кто вы? Зачем вы здесь и в этот час?
Быть может… иль ошибка здесь таится?
Хотел бы в это верить — ради вас!
Иначе вам придется извиниться.
Признайте же ошибку, мой совет».
«Синьор! — воскликнул тот, — ошибки нет,
89
Я муж ее!» Лауру это слово
Повергло в ужас, но известно всем:
Где англичанка пасть без чувств готова,
Там итальянка вздрогнет, а затем
Возденет очи, призовет святого
И вмиг придет в себя — хоть не совсем,
Зато уж без примочек, расшнуровок,
Солей, и спирта, и других уловок.
90
Она сказала… Что в беде такой
Могла она сказать? Она молчала.
Но граф, мгновенно овладев собой:
«Прошу, войдемте! Право, толку мало
Комедию ломать перед толпой.
Ведь можно все уладить без скандала.
Достойно, согласитесь, лишь одно:
Смеяться, если вышло так смешно».
91
Вошли. За кофе сели. Это блюдо
И нехристи и христиане чтут,
Но нам у них бы взять рецепт не худо.
Меж тем с Лауры страх слетел, и тут
Пошло подряд: «Он турок! Вот так чудо!
Беппо! Открой же, как тебя зовут.
А борода какая! Где, скажи нам,
Ты пропадал? А впрочем, верь мужчинам!
92
Но ты и вправду турок? Говорят,
Вам служат вилкой пальцы. Сколько дали
Там жен тебе в гарем? Какой халат!
А шаль! Как мне идут такие шали!
Смотри! А правда, турки не едят
Свинины? Беппо! С кем вы изменяли
Своей супруге? Боже, что за вид!
Ты желтый, Беппо! Печень не болит?
93
А бороду ты отрастил напрасно.
Ты безобразен! Эта борода…
На что она тебе? Ах да, мне ясно:
Тебя пугают наши холода.
Скажи, я постарела? Вот прекрасно!
Нет, Беппо, в этом платье никуда
Ты не пойдешь. Ты выглядишь нелепо!
Ты стриженый! Как поседел ты, Беппо!»
94
Что Беппо отвечал своей жене —
Не знаю. Там, где камни древней Трои
Почиют ныне в дикой тишине,
Попал он в плен. За хлеб да за побои
Трудился тяжко, раб в чужой стране.
Потом решил померяться с судьбою,
Бежал к пиратам, грабил, стал богат
И хитрым слыл, как всякий ренегат.
95
Росло богатство и росло желанье
Вернуться под родимый небосклон.
В чужих краях наскучило скитанье,
Он был там одинок, как Робинзон.
И, торопя с отчизною свиданье,
Облюбовал испанский парус он,
Что плыл на Корфу. То была полакка, —
Шесть человек и добрый груз tobacco.
96
С мешком монет, — где он набрать их мог! —
Рискуя жизнью, он взошел на судно.
Он говорит, что бог ему помог.
Конечно, мне поверить в это трудно,
Но хорошо, я соглашусь, что бог,
Об этом спорить, право, безрассудно.
Три дня держал их штиль у мыса Бон,
Но все же в срок доплыл до Корфу он.
97
Сойдя, купцом турецким он назвался,
Торгующим — а чем, забыл я сам,
И на другое судно перебрался,
Сумев мешок свой погрузить и там.
Не понимаю, как он жив остался,
Но факт таков: отплыл к родным краям
И получил в Венеции обратно
И дом, и веру, и жену, понятно.
98
Приняв жену, вторично окрещен
(Конечно, сделав церкви подношенье),
День проходил в костюме графа он,
Языческое скинув облаченье.
Друзья к нему сошлись со всех сторон,
Узнав, что он не скуп на угощенье,
Что помнит он историй всяких тьму
(Вопрос, конечно, верить ли ему).
99
И в чем бедняге юность отказала,
Все получил он в зрелые года.
С женой, по слухам, ссорился немало,
Но графу стал он другом навсегда.
Листок дописан, и рука устала.
Пора кончать. Вы скажете: о да!
Давно пора, рассказ и так уж длинен.
Я знаю сам, но я ли в том повинен!
6 сентября — 12 октября 1816
СТИХОТВОРЕНИЯ
Прощание с Ньюстедским аббатством
Перевод Г. Усовой
Зачем воздвигаешь ты чертог, сын
крылатых дней? Сегодня ты глядишь
со своей башни; но пройдет немного
лет — налетит ветер пустыни и завоет
в твоем опустелом дворе.
Оссиан
Свищут ветры, Ньюстед, над твоею громадой,
Дом отцов, твои окна черны и пусты.
Вместо розы репейник растет за оградой,
И татарник густой заглушает цветы.
Не воскреснуть суровым и гордым баронам,
Что водили вассалов в кровавый поход,
Только ветер порывистый с лязгом и звоном
Старый щит о тяжелые панцири бьет.
Старый Роберт на арфе своей исступленно
Не взгремит, вдохновляя вождя своего,
Сэр Джон Хористон спит возле стен Аскалона,
И недвижна рука менестреля его.
При Креси Поль и Хьюберт в кровавой долине
За отчизну и Эдварда[286] пали в бою;
Предки славные! Англия помнит поныне
Вашу гибель, ваш подвиг и славу свою!
Под знаменами Руперта храбрые братья
Землю Марстона полили кровью своей
И посмертно скрепили кровавой печатью
Верность роду несчастных своих королей.
Тени храбрых! Настала минута прощанья,
Ваш потомок уйдет из родного гнезда.
Только память о вас унесет он в скитанья,
Чтоб отважным, как вы, оставаться всегда.
И хотя его взор затуманен слезами,
Эти слезы невольные вызвал не страх:
Он уедет, чтоб славой соперничать с вами,
И о вас не забудет в далеких краях.
Ваша слава незыблема. Спите спокойно:
Ваш потомок клянется ее не ронять.
Хочет жить он, как вы, и погибнуть достойно,
И свой прах с вашим доблестным прахом смешать.
1803
Подражание Катуллу
(Елене)
Перевод А. Блока