Избранные произведения

1803

Примечания

2 октября 1797 года Шиллер писал Гете, что он ищет сюжет для трагедии, который был бы вроде «Царя Эдипа» и представлял бы те же преимущества для поэта. К этому времени и относится замысел «Мессинской невесты». Но только пятилетием позднее, уже после завершения «Орлеанской девы», Шиллер приступает к осуществлению своего давнего намерения. Поэт говорит о том, что его увлек сюжет новой драмы — не исторической, а полностью им вымышленной, в которой должно быть только двадцать сцен и пять действующих лиц, если не считать хора (письмо к Кернеру от 13 мая 1801 года). И, наконец, 9 сентября 1802 года Шиллер окончательно сообщает тому же Кернеру, что он работает над новой драмой. «Это братья — враги, или, как я хочу окрестить свою трагедию, — «Мессинская невеста». Работа была закончена к началу февраля 1803 года, и 4 февраля Шиллер «читал ее перед чрезвычайно пестрой аудиторией — князьями, артистами, великосветскими дамами и профессорами» (письмо к Кернеру от 6 февраля 1803 года).

19 марта 1803 года состоялось первое представление «Мессинской невесты» в Веймарском театре, прошедшее с большим успехом, хотя, как заметил и сам автор, хоровые сцены вызывали двойственную оценку зрителей. Шиллер пишет, что впервые на этом спектакле он «испытал воздействие истинной трагедии» (письмо к Кернеру от 28 марта 1803 года). Современники поэта — прогрессивная критика прежде всего — настороженно отнеслись к «Мессинской невесте», опасаясь, что новое увлечение Шиллера античностью может означав отказ поэта от решения задач своего времени, дальнейший отход от проблематики действительности. Но драма «Вильгельм Телль», последовавшая непосредственно за «Мессинской невестой», с очевидностью доказывает, что эти опасения не подтвердились.

В творческой эволюции Шиллера «Мессинская невеста» занимает место своеобразного эстетического эксперимента — попытки создания трагедии «в античном стиле», по непосредственному образцу драматических творений древнегреческих трагиков. «...Подлинная юность — это пора классической древности», — пишет Шиллер Кернеру в период работы над «Мессинской невестой». Он снова перечитывает в это время античных драматургов и, посылая другу четыре трагедии Эсхила в немецком переводе, прибавляет, что уже много лет не испытывал такого чувства благоговения, как при чтении этих высокопоэтических созданий. Было бы, однако, ошибочным полагать, что Шиллер не чувствовал искусственности своих «реставраторских» попыток, в частности перенесения в новую драму хора. В предисловии к «Мессинской невесте» — статье «О применении хора в трагедии» — Шиллер утверждает, что хор еще нужнее трагическому поэту нового времени, чем древнему, так как, если там он был «естественным органом», «вытекал из поэтического облика действительной жизни», то здесь он «становится органом художественным...» — «превращает современную повседневность е мир старинной поэтичности...» «Царские дворцы теперь заперты, суд, заседавший за городскими воротами, укрылся в дома, живое слово вытеснено письмом... Поэт должен вновь открыть дворцы, перенести судилища под открытое небо, должен восстановить богов, должен воскресить всю непосредственность, вытравленную искусственностью действительной жизни, и, отбросив, как отбрасывает скульптор современные одежды, всякую искусственную стряпню в человеке и вокруг него, сохранить из его внешнего окружения лишь то, что обнаруживает наивысшую из форм — человеческую» (т. VI настоящего издания).

Эта программа, которую прокламирует поэт в предисловии к новой трагедии, — свидетельство того, как чуждо холодного академизма, как непрерывно переплетается с руссоистскими настроениями увлечение Шиллера античностью.

Шиллер неоднократно возвращается в этой статье к одному из основных положений своей эстетики — мысли о том, что подлинное искусство призвано «освобождать от оков действительности», от «гнетущей узости», от «пошленькой узости действительности». Нечего и говорить, что эта формула идеалистична. Но даже в ней дает себя знать глубокое отвращение немецкого поэта-гуманиста к современной ему действительности — провинциальной, раздробленной феодально-княжеской Германии, критиком которой Шиллер остается до последних дней своей жизни. Для характеристики настроений Шиллера периода создания «Мессинской невесты» может служить хотя бы письмо к Вильгельму Гумбольдту от 17 февраля 1803 года, где поэт сообщает о завершении работы над своей новой драмой: «...Один я ничего сделать не могу. Часто меня тянет поискать в мире другое местожительство и другой круг деятельности; если бы где-нибудь было сносно, я бы уехал...»