Избранные произведения

Появление лирических стихов в печатных книгах в период существования песни, предназначенной только для певца, находится в тесной связи с процессом формирования абсолютной силлабики. Относительная силлабика была вполне допустима в песне, так как главную роль играла там мелодия, ее ритм опирался на такты, а не на слоги. Правда, слоговое неравенство в тексте, предназначенном для пения, должно было сводиться к минимуму, иначе оно нарушило бы правильное чередование тактов. Полная асиллабика была возможна лишь в литературных песнопениях, основанных на немензуральной музыке. В этой музыке отсутствовал принцип одинакового количества тактов, в ее основе лежала лишь смена мелодии (так называемый cantus planus). Поэтому победа абсолютной силлабики над асиллабикой является по существу победой музыки светской, а, значит, в тогдашних условиях музыки народной над музыкой церковной. Правильная силлабика строфики Кохановского явилась вероятнее всего следствием отрыва текста стихотворной строфы от мелодии. Необходимо отметить, что Кохановский стремился к ритмической правильности, которая присуща была несенным произведениям даже тогда, когда они были построены по принципам относительной силлабики. Подчеркиваю это с единственной целью, чтобы не создалось впечатление о мнимом превосходстве абсолютной силлабики письменной поэзии над относительной силлабикой поэзии песенной. И после Кохановского относительная силлабика сохраняется в поэтическом тексте песен. Она является характерной чертой таких, например, произведений, как «Роксоланки» Шимона Зиморовича, как «Песни — танцы — паваны». Уместно будет вспомнить, что относительная силлабика до сегодняшнего дня сохранилась в польской народной песне и нет ни малейших оснований рассматривать ее как нечто более примитивное по сравнению с абсолютной силлабикой письменной поэзии. Обе системы с успехом выполняют одну и ту же задачу в области ритмики, хотя каждая из них делает это в совершенно иных условиях. Новаторство Кохановского состоит в том, что он первый полностью осознал принципиальную разницу, связанную с теми условиями, в которых находился стих в противоположность песне, что он первый сделал из этого необходимые выводы. Значение его новаторства было бы велико даже в том случае, если бы поэт ограничился перенесением в область письменного творчества той строфики, которая уже сложилась в народной песне. Ясно, что новаторство Кохановского еще более значительно оттого, что он перенес в свою поэзию ряд строфических типов, не известных народной песне.

Новаторство Кохановского не было порождено одним только стремлением к оригинальности, его реформы нельзя характеризовать, как те новшества, которые лишь формально усложнили поэзию. Новаторство Кохановского в высшей степени весомо с точки зрения идейной, так как выражает отрицательное отношение поэта к средневековым традициям, утвердившимся в польской религиозной поэзии XV—первой половины XVI в. Мы уже знаем, что ритмика Кохановского по своему происхождению чаще всего славянская, польская. В отношении строфических конструкций этого сказать нельзя, так как ясно, что Кохановский в области строфики был лишен той широкой народной базы, которую он имел в области ритмики. Поэтому ритмика Кохановского — решительно антисредневековая по своей сущности — не ведет непосредственно своего происхождения от народной поэзии, это касается в особенности строф, состоящих из строк с различными стихотворными размерами; такие строфы специально создавались поэтом. Вся эта проблема весьма сложна и нуждается хотя бы в кратком разъяснении.

Следует начать с заявления о том, что в нашей науке существует в этой области немало белых пятен и почти нет работ, которые бы занимались детальным исследованием существующего материала. Единственным и потому незаменимым источником по истории польской строфики является уже не раз упомянутая книга Лося, а также ценная работа X. Виндакевич, посвященная изучению польской народной поэзии.[284] Новый шаг вперед можно будет сделать лишь в результате систематического изучения картотеки строфики, составленной коллективом исследователей Варшавского Института литературных исследований Академии наук под руководством М. Длуской. Так же, как и прежде, я постараюсь опираться в своих рассуждениях главным образом на материалы Лося и Виндакевич, сверенные частично с этой картотекой и пополненные путем собственных, наблюдений.