Избранные произведения

Стихи похвальные России. Вошло в изд. 1752 г., где первоначальный силлабический стих заменен четырехстопным ямбом и дано новое заглавие: «Строфы похвальные России, сочиненные в Париже 1728 года».

Небо российску — ибо россиянину (старославянский союз «небо» или «не бо» — краткая форма от «небонъ», «небоно»).

Божие... изводство — страна, избранная богом. В переработанном тексте 1752 г. соответствующие строки говорят о том, что величие Рима и Византии перешло к России.

В тебе не будет веры двойныя. В изд. 1752 г. эта мысль выражена так: «И не двоякий твой догмат: Раскол стремится только в ад». Некоторые исследователи усматривают здесь критику русских старообрядцев-раскольников. Но Тредиаковский под словом «раскол», по-видимому, подразумевает иное — обострившуюся борьбу между православной и католической церковью, что подтверждается словом «догмат». Раскольники отстаивали не особый догмат, а некоторые церковные обряды. С католиками же православных разделял прежде всего догмат об исхождении святого духа (от отца или от отца и сына). Этот раскол, как писал Феофан Прокопович в 1714 г., «отделил восток от запада и премногие и великие ссоры, междоусобия, войны и почти бесконечные бедствия причинил во всей церкви... так утвердился раскол сей, что наконец и надежды никакой к согласию не видно стало» (см.: Феофан Прокопович. Четыре сочинения... М., 1773, стр. 3–4). От понимания слов «веры двойныя» и «раскол» зависит идея всего стихотворения. Поэт видит Россию не изнутри, а извне, «чрез страны дальны». Говоря о пагубности «веры двойныя», Тредиаковский, вероятно, имел в виду Польшу, где в 1720-х годах, после церковного собора в Замостье, начались новые ожесточенные гонения со стороны католиков и униатов против православного населения Западной Украины и Белоруссии. (Когда Вольтер — Иосиф Бургильон — написал книгу об этих гонениях, Тредиаковский перевел ее на русский язык.) Польша — в начале XVIII в. единственное, кроме России, самостоятельное славянское государство — и польская культура, естественно, привлекали внимание Тредиаковского, который хорошо знал польский язык и широко использовал его для обогащения русского словаря. Польскому вопросу (и французскому вмешательству) он посвятил оду о сдаче города Гданьска.

К тебе не смеют приступить злые. Живя в Париже, Тредиаковский непосредственно соприкасался с деятельностью иезуитов. Еще в 1717 г. сорбоннские богословы добивались от русского правительства и духовенства объединения католической и православной церкви под властью римского папы. Эти дипломатические шаги в области религии были, несомненно, связаны с политическими интригами Франции в польских и других делах. Вместе с обращенною в католичество княгинею Ириной Долгоруковой в качестве ее духовника иезуиты направили в Россию своего эмиссара Жака Жюбе, известного под именем Лакура. 24 июня 1728 г. Сорбонна дала Жюбе официальные полномочия «употребить все средства» для соединения церквей (см.: И. Чистович. Феофан Прокопович и его время. СПб., 1868, стр. 369–370). Через родственников Ирины Долгоруковой Жюбе установил конспиративную связь с «верховниками» (в число десяти «персон» Верховного тайного совета входили четыре князя Долгоруковых и два брата Ирины — князья Голицыны). В этом ему помогал испанский посол герцог де Лирия. Впоследствии, при императрице Анне Иоанновне, когда «верховники» подверглись опале, Жюбе был выслан из России, а княгине Долгоруковой было указано возвратиться в православие. Тредиаковский имел непосредственное отношение к этой акции Сорбонны. Когда Сорбонна обратилась за содействием к русскому послу в Париже А. Б. Куракину, посол, собиравшийся в это время в отпуск (уехал из Парижа 11 июля 1728 г., возвратился 17 января 1729 г.), отвечал, что у него в Париже есть агент — Тредиаковский, к которому и следует обращаться. «Это единственное средство, — прибавлял Куракин, — сделать мне приятное, и я вас прошу сделать Тредиаковскому честь вашими поручениями» (см.: П. Пекарский. Наука и литература в России при Петре Великом, т. 1. СПб., 1862, стр. 42). Вероятно, с этими идеологически и политически острыми делами и были связаны размышления поэта о родине, запечатленные в «Стихах похвальных России».