Избранные произведения

Печатается впервые по писарской рукописи из архива московской Синодальной типографии (ЦГАДА). Тредиаковский начал работу над «Феоптией» в 1750 г., закончена поэма была к 1754 г., и тогда же он обратился в Синод с просьбой рассмотреть поэму и разрешить ее для печати. Разрешение Синода было необходимо Тредиаковскому потому, что именно в это время православное духовенство стало усиленно преследовать в русской литературе и журналистике все хоть сколько-нибудь сомнительное с точки зрения церковной ортодоксии. 24 февраля 1755 г. он получил заключение Синода, в котором ему сообщалось, что в «Феоптии» «никакой противности церкви святой не присмотрено...» (Пекарский, т. 2, стр. 173). Обезопасив себя от духовной цензуры, Тредиаковский 17 марта 1755 г. обратился к президенту Академии наук с «доношением», в котором просил напечатать «Феоптию» в академической типографии на его собственный счет. Академическая канцелярия ответила Тредиаковскому, что «Феоптия» будет печататься только тогда, когда «начатые в типографии книги будут окончены печатанием» (Пекарский, т. 2, стр. 174), и спрашивала, не имеет ли он намерения печатать ее в Москве (имея в виду, по-видимому, московскую Синодальную типографию). 10 августа 1755 г. Тредиаковский ответил на это решение очень раздраженно и обиженно. Он подтверждал свое желание печатать обе рукописи в Петербурге, в академической типографии, с горечью отметив убийственный для него смысл решения канцелярии: «Но понеже в академической канцелярии определено печатать .. . тогда, когда печатные книги в типографии печатию окончатся, чего ни мне, ни внукам моим не дождаться: того ради, пока просил я его (президента. — И. С.), чтоб повелеть их мне назад отдать обратно» (Пекарский, т. 2, стр. 174). Академические власти, несмотря на повторно выраженное Тредиаковским желание печатать «Феоптию» в Академии наук, придрались к его просьбе «отдать обратно» рукопись и отказали ему в печатании. Тредиаковский болезненно переживал этот «удар» в числе прочих «уязвляющих» его действий академической канцелярии и литературных врагов. В апреле 1757 г., отчаявшись добиться печатания в Петербурге «Феоптии», Тредиаковский обратился в Синод с просьбой напечатать ее в Москве в Синодальной типографии («Москвитянин», 1851, № 19–20, стр. 536–540). Синод согласился печатать «Феоптию», и 22 апреля 1757 г. она была послана в Москву. Однако московская Синодальная типография не торопилась ее печатать. Поэма Тредиаковского попала в Москву в момент наибольшего ожесточения борьбы духовенства с передовой русской литературой. Синод осаждал правительство непрерывными доносами на соблазнительные по «материализму» и «безбожию» произведения, печатавшиеся в журнале «Ежемесячные сочинения» в 1755–1756 гг., как например, духовные оды Сумарокова, в которых развивалась ненавистная церковникам идея множественности миров; в сентябре 1756 г. Синод категорически запретил опубликование поэмы английского просветителя-деиста Александра Попа «Опыт о человеке» в переводе любимого ученика Ломоносова — Николая Поповского. Весной 1757 г. Ломоносов ответил на решение Синода «Гимном бороде» — самым смелым антицерковным выступлением русской поэзии XVIII века. Вокруг «Гимна бороде» возникла оживленная рукописная полемика, которая еще более раздражила церковные власти и сделала их еще более подозрительными, чем три года назад, когда Тредиаковский представил «Феоптию» в Синод для проверки. Поэма Тредиаковского на себе испытала бдительность православных обскурантов. Более года находилась «Феоптия» в Москве, и наконец в Синод поступила «Выписка о сумнительствах, в „Феоптии" находящихся», написанная товарищем директора типографии Афанасием Пельским и правщиком Григорием Кондаковым («Москвитянин», 1851, кн. 19–20, стр. 544–552). Авторы «Выписки» приводили несколько цитат из «Феоптии», в которых, по их мнению, содержались мысли, противоречащие «священному писанию». Они указали на те места из поэмы Тредиаковского, в которых, по их мнению, проповедовалась множественность миров в системе Коперника; во второй эпистоле правщики отметили следующие строки:

Небесных мы светил в числе луну зрим ближе,
Ходящу за Землей, стоящу прочих ниже,
Как силою сия отъемлет свет луна
У солнца, чтоб тот в нощь нам подала она

и сопроводили их своим замечанием: «священному писанию противно».

В третьей эпистоле следующие строки вызвали подозрение в  гелиоцентризме, так как «по божественному писанию солнце ходит») :

Мы солнце зрим, оно (в колико ж верст мильонов?)
Есть более Земли, и обществом законов
Иль ходит, иль стоит в пространствии таком.

В этой же эпистоле вызвала возражение составителей записки усмотренная ими материалистическая тенденция: