Избранные произведения

определить, за кого он и против кого».

Придя домой, Останкин лег на диван и стал думать о том,

что не всех же меряют великой мерой. Иные живут всю жизнь

спокойно, без всякого права на это. А у него теперь есть то, что

вполне компенсирует ему этот недостаток – любовь к этой

тонкой, прекрасной женщине, у которой он найдет ласки

любовницы и теплое участие матери. На это-то сокровище он

имеет право, как его не перевертывай.

Останкин пошел на собрание. В большом помещении

бывшего магазина были наставлены рядами деревянные

317

некрашеные скамейки, толклись жильцы в шубах и шапках,

дымили в коридоре папиросами.

На одной стороне, ближе к окнам, усаживались шляпки,

котелки торговцев и интеллигентов, в другой, ближе к дверям и

к столу президиума,– платочки, картузы, сапоги – пролетарская

часть.

Останкин всегда испытывал неудобство, попадая в такое

положение, когда ему нужно было на виду у всех выбирать

место, с кем сесть.

Если сесть с пролетарской частью, то интеллигенты

подумают: этот субъект подмазывается к пролетариату. Говорил

с нами, как свой, а садится с ними. Уж не доносчик ли?..

Если же сесть с интеллигенцией, то комендант,

приглашавший его, как своего, наверное, удивленно посмотрит

на него или скажет про себя: «Хорош пролетарский элемент,

нечего сказать. Надо будет посмотреть его анкету

повнимательнее...»

Раиса Петровна тоже пришла и сидела в своей собольей

горжетке и шляпке, подняв вуалетку на нос. Но Останкин сделал

вид, что не заметил ее.

А чтобы она не подумала, что он боится подойти, он, став в

дверях, обвел несколько раз взглядом всю комнату, как будто

определенно искал кого-то. Но каждый раз обходил взглядом

Раису Петровну, как бы не заметив. И видел, как она смотрела

на него с нетерпеливым выражением

легкой досады, что он водит около нее глазами и не видит ее.

Но он, сделав вид, что не нашел ее, ушел в коридор с тем,

чтобы,– когда будет объявлено начало заседания, и все, затушив

папиросы, бросятся садиться,– сделать вид, что он запоздал, и

сесть на первое попавшееся место ближе к двери. Тогда он будет

сидеть на стороне пролетариата, и в то же время интеллигенты

увидят, что это произошло благодаря его опозданию. А

председатель истолкует это как принадлежность его к

пролетарской группе.

Он так и сделал. Вышло даже удачнее, чем он предполагал:

оставалось только одно свободное место, как раз в середине

между пролетариатом и буржуазно-интеллигентской частью,

прямо перед столом президиума.

И тут он, оглянувшись, сразу нашел глазами Раису Петровну

и приподнял удивленно брови, как бы спрашивая:

318

«В шапке-невидимке, что ли, она сидела, что он не видел

Раиса Петровна, чуть заметно улыбаясь одними губами,

смотрела на него тем взглядом, каким женщина смотрит в

общественном месте издали на мужчину, и только один он

понимает значение этого взгляда, безмолвно говорящего о их

близости, никому, кроме них, не известной.

Она оглянулась вокруг себя, где густо сидел народ, и

безнадежно пожала плечами, показывая, что ему негде около нее

сесть.

Останкин ответил ей таким же жестом.

Началось заседание. Председатель в кожаном картузе сел за

стол, нетерпеливо поглядывая на дверь, откуда все еще входил

народ и теснился в дверях, заставляя всех рассеянно

повертывать головы к дверям, а не в сторону стола президиума.

Около председателя сели еще три человека, с черными от

нефти руками, и комендант.

Комендант, встретившись глазами с Останкиным, мигнул

ему, приветствуя его этим, как своего.

Тот ответил ему таким же движением.

Заседание началось.

Сначала шли вопросы чисто хозяйственные. И когда

голосовали, например, по вопросу о размерах ремонта дома, то

не было ничего легче и приятнее поднимать руку за то или иное

предложение, так как в этом вопросе на одном мнении могли

сходиться и представители буржуазной и представители

пролетарской группы.

Останкин даже пожалел, что он прежде уклонялся от всякого

участия в общественной работе.

Но, когда хозяйственные вопросы кончились, он вдруг

услышал то, от чего у него сразу стало горячо под волосами...

Председатель поднялся и сказал:

– Товарищи, мы организуем рабочую коммуну, чтобы

рабочему человеку облегчить условия жизни. А то, что же мы

видим: рабочие у нас ютятся в полуподвальных помещениях, а

буржуазный элемент занимает лучшие помещения.

Мы разделили всех жильцов на три категории. Сейчас

прочтем списки, а потом проголосуем.

Первой мыслью Останкина было: в какую категорию его

отнесли? Второй – мысль о том, что этот вопрос не то, что

вопрос о ремонте дома. Тут каждое поднятие руки будет

говорить о твоей социальной физиономии.

319

И, как нарочно, сел впереди всех, на самом виду, где каждое