Избранные произведения

– Нет, оврагов как будто нету.

– Ну, так что же тогда?

– Мало ли что... тут, того и гляди, осунешься куда-нибудь.

– Да осторожнее! Куда ты воротишь?

– И черт ее знает,– сказал возница,– так едешь – ничего, а как

дождь, тут подбирай огузья...

II

Николай писал, что от станции до него всего верст 30, и

Андрей Христофорович рассчитывал приехать часа через три.

Но проехали 4-5 часов, останавливались на постоялом дворе от

невозможной дороги и только к утру одолели эти 30 верст.

Экипаж подъехал к низенькому домику с двумя

выбеленными трубами и широким тесовым крыльцом, на

котором стоял, взгромоздившись, белый петух на одной ноге.

Невдалеке, в открытых воротах плетневого сарая, присев на

землю у тарантаса, возился рабочий с привязкой валька, помогая

себе зубами и не обращая никакого внимания на приезжего.

А с заднего крыльца, подобрав за углы полукафтанье и

раскатываясь галошами по грязи, спешил какой-то старенький

батюшка.

Увидев профессора, он взмахнул руками и остался в таком

положении некоторое время, точно перед ним было привидение.

– Ай ты приехал уж? Мы только собираемся посылать за

тобой. Почему же на целый день раньше? Ай, случилось что?

– Ничего не случилось. Я же телеграфировал, что приеду 15,

а сегодня 16.

31

– Милый ты мой! Шестнадцатое – говоришь?.. Это, значит,

вчера листик с календаря забыли оторвать. Что тут будешь

делать! Ну, здравствуй, здравствуй. Какой же ты молодец-то,

свежий, высокий, стройный. Ну, ну-у. .

Это и был младший брат Николай.

– Пойдем скорей в дом. Что ты на меня так смотришь?

Постарел?

– Да, очень постарел...

– Что ж сделаешь, к тому идет... Ниже, ниже голову,–

испуганно крикнул он,– а то стукнешься.

– Что ж ты дверей себе таких понаделал?..

– Что ж сделаешь-то...– И он улыбался медлительно и

ласково.– Да что ты все на меня смотришь?

Андрей Христофорович, раздеваясь, правда, смотрел на

брата. Полуседые нечесаные волосы, широкое доброе лицо

было одутловато и бледно. Недостаток двух зубов спереди

невольно останавливал внимание. А на боку было широкое

масляное пятно, в тарелку величиной. Должно быть, опрокинул

на себя лампадку. Сначала, наверное, ахал и прикрывал бок от

посторонних, а потом привык и забыл.

– Вот, братец, затмение-то нашло,– сказал он, кротко моргая

и с улыбкой потирая свои вялые, пухлые руки.

– Какое затмение?

– Да вот с числом-то.– И он опять улыбнулся.– Отроду со

мной ничего подобного не было.

– А где же Варя и девочки?

– Одеваются. Врасплох захватил. А, вот и они...

В дверях стояла полная, такая же, как и Николай, рыхлая

женщина, со следами быстро прошедшей русской румяной

красоты. Теперь все лицо ее расплылось, и сама она как-то

обвисла. У нее тоже недоставало передних зубов.

Андрей Христофорович поздоровался и невольно подумал:

«Как это можно так разъесться?» Но у нее были такие хорошие,

невинные детские глаза, и она так трогательно, наивно

взглянула на гостя, что профессору стало стыдно своей мысли.

– Вот вы какой,– сказала она медленно и улыбнулась так

наивно, что Андрей Христофорович тоже улыбнулся.– Я думала,

что вы старый.– И, не зная, о чем больше говорить, прибавила:

– Пойдем чай пить.

32

К обеду пришла старушка со слезящимися глазами – тетя

Липа. Она заслонила рукой глаза от света и долго рассматривала

племянника.

– О, батюшка, да какой же большой ты стал! – сказала она и

засмеялась, засмеялась так же, как Николай, как Варя, так

наивно и по-детски радостно, что Андрей Христофорович опять

невольно улыбнулся.

Обед состоял из окрошки с квасом и щей, таких горячих и

жирных, что от них даже не шел пар, и стояли они, как

расплавленная лава. Жаркое потонуло все в масле.

– Что ж это вы делаете? – сказал Андрей Христофорович.

– А что? – испуганно спросил Николай.

– Да ведь это надо луженые желудки иметь,– жиру-то

сколько.

Николай успокоился.

– Волков бояться – в лес не ходить,– сказал он.– Нельзя,

милый, нельзя, для гостя нужно получше да пожирней. А ты

гость.– И он, ласково улыбнувшись, дотронулся до спины

брата.– А кваску что же?

– Нет, благодарю, я квасу совсем не пью.

– Вот это напрасно. Квас на пользу,– сказал Николай.

А Липа добавила ласково:

– Если с солью, то от головы хорошо, ежели с водкой, то от

живота. Вот Варечку этим и отходила зимой.

– А что у нее было?

– Живот и живот,– сказал Николай, сморщившись и махнув

рукой.

– У меня под ложечку очень подкатывается,– сказала Варя.–

Как проснешься утром, так и сосет и томит, даже тошно. А

слюни вожжой, вожжой.

– Что? как? – переспросил Андрей Христофорович.

– Вожжой,– сказал Николай.

– Умирала, совсем умирала,– сказала Липа, горестно глядя на

Варю.

– Так это у нее и есть катар. Ей ничего жирного, ни кислого

нельзя,– умереть можно.

– Нет, бог милостив, квасом с водкой отходили,– сказала