Избранные произведения

странную перемену. Учитель был тих, молчалив, точно чем-то

пришиблен.

– Андрей Андреич, что с вами?

– Так, неприятность...

– В чем дело?

Андрей Андреич рассказал, что его приятель семь лет тому

назад, уезжая, оставил ему свои вещи и обстановку с условием,

что, если он через год не вернется, вещи переходят к нему. А

теперь приехала его жена и требует их обратно. То есть не она

требует, а он просит вернуть и передать их ей.

– Шлите к черту,– сказал ученик.– Основание для этого:

первое – то, что он сам сказал, что через год можете вещи и

обстановку считать своими. Это, так сказать, моральное

основание. Второе – то, что определенно существует декрет, по

которому лица, не заявившие в течение шести месяцев со дня

объявления декрета о желании получить свою собственность от

156

тех, у кого она находится, лишаются права на нее. Это –

юридическое основание.

– Ах, все это не то... Тут совершенно другие обстоятельства и

другие отношения,– сказал, поморщившись, Андрей Андреич.–

А то, что вы говорите, так грубо,– и моральное и юридическое,–

что совершенно сюда не подходит. Я ни одной секунды не

задумываюсь о том, что обстановка должна быть возвращена.

Тут вообще и разговоров никаких не может быть. Она не моя, и

я должен отдать. Тем более, что я связан с владельцем

приятельскими отношениями и, кроме того...

Он замялся и не договорил. Потом сказал:

– Но тут вот какая досадная вещь: если бы я знал, что

придется возвращать, я не продал бы своей обстановки, и у меня

были бы хоть какие-нибудь деньги на черный день. Но, с другой

стороны, что же делать, он сам не знал, что так получится. А я

не дикарь и не большевик, чтобы не понимать, что если вещь

чужая, то сколько бы времени ни прошло, она так и останется

чужой, а не моей.

– Напрасно,– сказал ученик.– Архаический взгляд. А если

бы, скажем, вас не было и приятелю вашему некому было бы

передать обстановку и пришлось бы ее тут бросить на произвол

судьбы, она цела была бы или нет?

– Странный вопрос... раз бросил на произвол судьбы,

конечно, она тогда пропала бы.

– Значит, если бы вас не было, то для него она все равно

пропала бы. Следовательно, вы имеете имущество, не

принадлежащее вашему приятелю, а как бы какое-то другое.

Еrgо 41* не выпускайте из рук и шлите к черту.

– Оставьте!.. Говорю же вам, что здесь совершенно

особенные обстоятельства и отношения.

– Архаический взгляд,– сказал опять ученик.

– Ну и пусть архаический. Вам меня в свою веру не

перекрестить. И я горжусь тем, что у меня архаический взгляд.

Слава богу, что у нас, у крошечной кучки уцелевшей от

разгрома интеллигенции, осталась моральная крепость.

– Тогда хоть за хранение возьмите,– сказал ученик, пожав

плечами. Он проиграл свой урок и ушел.

А учитель, как-то сразу осунувшийся и побледневший, стал

ходить по комнате, каждую минуту болезненно морщась. Весь

41 Следовательно ( лат.).

157

разговор с учеником был настолько груб и оскорбителен для

того чувства, какое было у него к этой женщине, что он

испытывал моральную тошноту, когда вспоминал отдельные

выражения из этого разговора.

– Этот толстокожий, лишенный души и всяких идеалов, про

нее говорит: «Шлите к черту. . декрет!»...

В самом деле, пережить такое чувство, какое он пережил

несколько часов назад, и потом эти грубые, отвратительные

слова услышать в применении к ней.

Но, главное, он чувствовал, что теперь вся

непосредственность, вся прелесть отношений нарушена. Вместо

того, чтобы ждать ее с радостью и замиранием сердца, теперь он

будет думать о том, всю ли обстановку передать сразу, или

можно по частям, чтобы не остаться без всего. И потом, как

перейти от того тона отношений, какой у него был к ней, к

разговорам о возвращении вещей? Не подумала бы она, что ему

жаль этой обстановки. И каким тоном заговорить об этом?

Простым, теплым и дружеским или сказать об этом в шутливой

форме? А вдруг шутка выйдет натянутой? Потому что, в самом

деле, остаться без всего – это не так уж весело.

– Как все-таки в одном отношении счастливы эти

толстокожие. Для них не существует никаких мучительных

вопросов, никаких неловких положений, они рубят с плеча – и

ладно. У них все просто и определенно.

Андрей Андреич ходил по комнате и положительно не мог

представить себе, каким же все-таки тоном начать разговор.

Сказать просто, что все это имущество и обстановка в ее

распоряжении. При этой мысли ему стало легко и радостно. Чем

меньше слов, тем сильнее всегда действует на людей. Она,

наверное, будет поражена и растрогана. А он скажет ей, что

моральная крепость – это все, что есть теперь у нас, у

оставшейся кучки интеллигенции. И что это не заслуга с его

стороны, а долг... Может быть, только в самом деле... за