Катерина не ответила. Слезы вдруг стали заполнять ее глаза,
потом неожиданно пролились через ресницы на руки. И она не
глаза утирала, а с рук рукавом стирала слезы.
174
– Ну, чего ты, обойдется как-нибудь...– сказал Андрей и,
взглянув в окно, прибавил: – Вон она идет... тоже Катериной
зовут. . Катей. Утри глаза-то, нехорошо. Я ей про тебя говорил...
Катерина послушно-торопливо утерла слезы.
III
Она ожидала увидеть женщину крупную, с белыми толстыми
локтями и грудями, свежую, с белым лицом, разжиревшую на
легких хлебах, на ее четырехстах – пятистах рублях, в то время
как она подсохла, кормя и нянча его детей, убирая хлеб в поле.
Руки стали шершавые, загорелые; локти, когда-то белые и
круглые, заострились.
И опять жгучая ревнивая ненависть метнулась в ней темной
волной от сердца в голову. Но сейчас же ее глаза стали круглыми
от удивления: в комнату вошла тоненькая, худенькая девушка в
беленькой кофточке, короткой синей юбке и желтых стоптанных
туфлях. Светлые волосы были острижены по-мальчишески и
только придерживались круглой роговой гребенкой.
Она вошла и от неожиданности остановилась со связкой
бумаг в руках.
«Что же он нашел в ней такого? Грудь, как доска, заду и
совсем нет»,– подумала Катерина.
– Катя, у нас гости,– сказал Андрей, видя ее
нерешительность и вопрос,– Катеринушка приехала.
Катя, смущенно покраснев, улыбнулась и подала гостье
худенькую, незагоревшую руку.
– А я и не догадалась сразу,– сказала она, опять как-то
виновато и вместе с тем ласково улыбнувшись. И сейчас же
спохватившись, прибавила: – С дороги-то кушать небось
хотите?..
– Я сказал хозяйке самовар поставить,– сказал Андрей.
– Ну вот и ладно. Я только сейчас со службы,– прибавила
Катя, обращаясь к Катерине. Мимоходом взглянула на себя в
ручное зеркало, висевшее на стене около полотенец, оправила
волосы и ушла за перегородку.
Катерина все так же сидела как-то неловко посередине
комнаты на том стуле, на который села, как вошла. Она не знала,
о чем ей говорить и как себя держать с мужем, когда здесь за
перегородкой была она, его жена. У нее только против воли
сказалось:
175
– Дробненькая какая, худенькая...
– Ничего, человек хороший, мягкий...– ответил Андрей. Как
бы что-то вспомнив, Катерина торопливо развязала свой узелок
и достала оттуда черные лепешки.
– Вот, гостинчика...
И так как в это время в комнату вошла Катя с подвязанным
фартучком и черными от угля руками, Катерина невольно
сказала, обращаясь к ней и как бы стыдясь своих черных
лепешек:
– Вот, гостинчика вам деревенского...
Катя опять покраснела и бегло взглянула на Андрея.
– Бери, бери,– сказал тот, занявшись чем-то в углу,– ничего,
человек хороший...
– Ну, зачем вы... не стоит, право.– И сейчас же прибавила: –
А я люблю их до ужасти! На юраге?
– На юраге, на юраге,– поспешно ответила Катерина,
обрадовавшись, что девушка знает, что такое юрага.
А потом сидели втроем и пили чай.
– Иванова-то ссадили все-таки,– сказала Катя мимоходом,
обратившись к Андрею.– Общее собрание было, шуму сколько...
– Да что ты?.. Давно пора,– ответил, оживившись, Андрей.
Он хотел еще что-то сказать, но Катя, как бы спохватившись,
прервала этот разговор и, обратившись к Катерине, проговорила:
– У вас на ладонях мозоли, а у меня на пальцах,– целыми
днями на машинке стучу.
И Катерине хотелось что-нибудь рассказать, чтобы Андрей
так же заинтересовался и оживился, как при словах Кати о
каком-то Иванове; хотелось рассказать, как она ехала, что
видела, но не знала, как начать, и сказала только, обращаясь к
Кате:
– А у нас Лыска наша отелилась, корова наша, целую ночь с
ней не спала. Теленочек весь в нее, как вылитый...
– Я теляточек люблю,– сказала Катя.
Помолчали.
– А у меня отчегой-то бородавки на руках вскочили,–
проговорила Катя.
И Катерина обрадовалась, что она заговорила о бородавках,
так как знала средство от них – кислоту. И сейчас же начала
рассказывать, как сводить, и старалась подольше говорить – из
боязни, что скоро кончит, и больше не о чем будет говорить.
176
После ужина, который был для Катерины мучителен тем, что
она никак не могла справиться с ножом и вилкой и все роняла то
одно, то другое, Катя убирала посуду, а Катерина думала об
одном: где они положат ее спать. Небось отведут куда-нибудь к
соседям, а сами останутся тут вдвоем.
Эта мысль опять подняла со дна души мутную волну
ревности и обиды. Но Катя принесла откуда-то складную
кровать и стала стелить третью постель в комнате.
А Катерина, подойдя к столу и развернув лежавшие на нем
бумаги, посмотрела в них и сказала:
– Господи, ничего-то не понять. И как это вы разбираетесь?..
Перед сном Катя выслала Андрея из комнаты. Он надел
фуражку и вышел.
– Ну, вот, теперь ложитесь,– сказала Катя с тою же
застенчивой улыбкой, обращаясь к Катерине, и указала ей на