насмешливый голос.
Приезжие, занятые своими бумагами, ничего не ответили.
– Отбирать не отбирать, а теперь чего-нибудь жди.
– Списки составлять так...– сказал один из приезжих, взяв со
стола лист бумаги и глядя на него.
Все замолчали, подобрались и тесной толпой подались
вперед, как бы боясь пропустить объяснение.
-...До пятилетнего возраста отдельно, до семилетнего –
отдельно. А остальных вовсе не надо. Поняли?
Все стояли молча.
– Впрочем, будем обходить по дворам и записывать на месте,
а то нагородите черт знает чего, и не разберешься потом.
Объявляю собрание закрытым.
– А позвольте спросить, на какой предмет необходимости это
требуется? – спросил лавочник, член сельского комитета.
– Для отобрания сведений на предмет обеспечения,
статистики и педагогических целей, а там последуют
дальнейшие распоряжения,– сказал человек с листом, не
взглянув на лавочника, и стал собирать бумаги со стола, как
собирает их судья, только что произнесший приговор, не
подлежащий ни кассации, ни апелляции.
– Опять отобрание... Когда ж это кончится?..
– Можете идти. Ребятишек приготовить сейчас же.
Бабы, выскочив из школы, бросились по выгону к своей
улице с таким ошалелым видом, что проезжавшие в телегах
180
мужики, придержав лошадей, испуганно посмотрели вверх и по
сторонам, как смотрят при звуке набата.
– Вот очумела и не знаю, куда его девать!.. – послышался
бабий голос из одних сенец.
– Да, уж не знаешь, с какого бока укусит.
Не прошло пяти минут, как бабы со съехавшими с голов
платками, сталкиваясь на бегу, бросались в избы, волокли что-то
оттуда на задворки в руках и под мышками, как вытаскивают
добро на пожаре. А из конопляников слышался сплошной вой и
плач ребят.
– Идут!..
Бабы бросились из конопляников и, став у порогов изб,
тяжело переводя дух, ждали комиссии.
Когда комиссия пришла, сопровождаемая лавочником, и,
разложив в избе на столе листы, хотела записывать, оказалось,
что этот двор бездетный. В следующих дворах тоже не было ни
одного ребенка. Попадались, да и то изредка, только более
крупные, лет двенадцати – тринадцати.
– Что же, у вас детей ни у кого нету?
– А когда рожать-то было?.. То война была, а то...
– А кто же это у тебя кричит?
– Это у соседки, батюшка...
– Черт знает что, во всей деревне ни у кого ребят нет, а
откуда же это крик такой стоит?
– Может, с нижней слободы заползли, батюшка... Зашли в
крайнюю избу, но в ней на пороге стояла испуганная молодая
баба и только твердила:
– Он не годится, батюшка, совсем не годится... Ни рук, ни
ног не подымает.
– Кто не годится? Куда не годится?.. Все равно, теперь болен,
после поправится...
– Эти, брат, разбирать не будут,– сказал голос из толпы,
молчаливо следовавшей за комиссией.
И только у Кузнечихи оказалось целых пять человек. Когда
вошла комиссия, она, как сидела на полу, ища в голове у
старшего, семилетнего, так и осталась.
– Накрыли...– негромко сказал кто-то.
Записали всех пятерых. Вместо матери возраст показывала
молодая соседка, так как сама Кузнечиха не могла выговорить
ни одного слова.
181
– А твои ребята куда делись? – спросил с недоумением
лавочник у одной молодки.
Та метнула на него глазами и, показав кулак из-под полы,
быстро проговорила:
– У меня не было. Это сестрины были...
– Черт знает что...– сказал лавочник, пожав плечами.
– Тут и мараться-то не из-за чего было,– проговорил
приезжий, посмотрев в лист.
Когда комиссия ушла к лавочнику пить чай, в конопляниках
опять пошла работа. Одни тащили обратно в избы люльки,
другие растерянно бегали по конопляникам, а третьи кричали на
них:
– Что по чужим конопям-то шаркаешь!..
– Малого потеряла, вот что!.. О господи батюшка, ведь вот
тут около межи положила.
– В кучу надо было складывать, а то поныряли в разные
места, теперь сами не найдут. Да конопей сколько, нечистые,
потолкут.
– Вот чей-то ребеночек!..– кричали в одной стороне.
Какая-нибудь баба бросалась туда, но сейчас же, махнув
рукой, повертывалась обратно.
– Не мой, мой в красненьком колпачке.
– Расползлись все по конопям... Ну, беда чистая...
– Куда тебя нечистый завел?! У, дьяволенок!
– А ты что, вот нашлепаю, тогда будешь знать,– говорила
другая, ведя за руку мальчишку лет трех, который, скривив рот и
загнув к глазам руку, едва поспевал за ней.
И только владелицы грудных младенцев несли свой груз
спокойно, изредка недовольно оглядываясь на метавшихся
соседок.
– Не жизнь, а каторга: то скотину сгоняешь, то ребят
прячешь; только и дела,– говорила молодка с грудным.
– У тебя-то что: схватила люльку под мышку и айда с ней. А
вот пойди, повертись: двое на руках, двое за подол держатся да
одного еще потеряла.
– Нет, все-таки ловко обернули. Это после скотской описи
образовались. В пять минут.
– Это еще не сразу смекнули, а то бы...