Избранные произведения. I том

— А, — Массивное тело Фа-Кимнибола содрогнулось, и он медленно сделал знак Божественной Пятерке, правда два раза, а на третий — знак Доинно. — Похожего на него больше не будет никогда, — спустя какое-то время проговорил он упавшим голосом. — У нас была одна мать, но, если честно, я никогда по-настоящему не чувствовал себя его братом, потому что он был таким, каким был: он обладал почти божественной мудростью. Как же мы будем обходиться без него?

Нилли Аруилана медленно протянула руку, чтобы показать ему кошелек с Барак Дайиром.

— У меня есть Чудодейственный камень, — сказала она. — И теперь внутри меня есть многое от Креша. Ты слышал, как он сказал, что я буду летописцем. Теперь я стану для нас Крешем, если смогу. Сегодня я произнесу для него прощальную речь, и мы поместим его останки на покой. Но сам он уже с Доинно.

— Леди, он всегда был с Доинно, — неожиданно заметил Чхам. — По крайней мере, о нем говорили, что он разгуливал с богами с самого рождения. Наверняка это так Я в этом не сомневаюсь, хотя никогда не был знаком с ним лично. Что за день великих утрат!

— Король Саламан тоже сегодня умер, — сказал Фа-Кимнибол. — Принц Чхам — король Чхам, ведь так? — только что от него.

— Тогда мы скорбим вместе, — произнесла Нилли Аруилана. — Когда я буду произносить речь отцу, я скажу и твоему.

— Если пожелаете, леди. Мне будет очень приятно.

— Мы похороним их здесь, бок о бок, в этом заброшенном месте, — сказал Фа-Кимнибол, — которое уже не будет больше заброшенным, потому что здесь будут находиться Саламан и Креш. Это были самые мудрые люди в мире.

* * *

Положив левую руку на маску Кошмар, а правую — на маску Лирридона, Таниана пыталась перебороть оцепенение, которое владело ею целый день, это был странный, неприятный холод в груди; и всей своей волей она заставляла себя вникать в то, что говорил ей Пьют Кжай.

— Ты говоришь, восстание? Против меня?

— Против нас всех, леди. Мятеж, цель которого устранить в городе Доинно всех, кто удерживает власть.

Она скептически покосилась на него:

— Разве в Доинно кто-нибудь еще удерживает власть, Пьют Кжай?

— Леди! Леди, что вы говорите?

Таниана отвела взгляд — в этот день ей меньше всего хотелось встречаться с мрачной силой ярко-желтых глаз Пьюта Кжая. На ее душе все время лежала, казалось, многолетняя усталость, но в этот день она усугубилась почти до паралича.

Она погладила маски. Когда-то они висели на стене за ее спиной, но не так давно, чуть позже ухода на войну Нилли Аруиланы и исчезновения Креша, она сняла их и положила на стол рядом с собой, где могла постоянно и видеть их, и трогать когда пожелает. Они успокаивали ее и, как она полагала, придавали сил. Во времена кокона Болдиринфа однажды ей сказала, что в центральном помещении, в стене, установлен особый черный камень, посвященный памяти бывших вождей племени. Когда кошмары сталкивались с трудностями, они обычно прикасались к нему и молились ее предшественникам. После Перехода, черный камень остался в коконе. Таниане теперь его не хватало. Но у нее, по крайней мере, были маски.

— Хорошо, продолжай, — через некоторое время сказала она Пьюту Кжаю. — Кто возглавляет восстание?

— Этого я сказать не могу.

— Но ты уверен, что оно планируется.

Пьют Кжай пожал плечами:

— Слухи распространяются в церквах, среди простых людей. До меня они дошли от дочери племянника старого грума, работающего в конюшнях моего сына — прихожанина церкви Тикхарейна Туэрба.

— Дочь племянника грума…

— Да, это очень тонкая цепочка. Насколько мне известно, они намереваются убить Фа-Кимнибола, когда тот вернется с войны, если этого не сделают джики, а также предать смерти и вас, и меня, и большую часть Президиума, кроме тех, которых они считают лидерами, защищающими их интересы. И тогда мы заключим с джиками мир и попросим у них прощения.

— Ты так говоришь, Пьют Кжай, словно сам никогда не желал мира с джиками.

— Не такого. Не путем жестокого насилия над высокорожденными. Леди, эти слухи о заговоре не просто фантазии. Я подозреваю, что они уже разделались с Крешем.

— Нет, — мгновенно возразила Таниана. — Креш еще жив.

— Правда? Тогда где он?

— Думаю, далеко отсюда. Но я знаю, что он жив. Между нами, Пьют Кжай, существует связь, которая осуществляется на расстоянии. Я чувствую, что он рядом, как бы далеко он ни находился. С Крешем ничего не случилось, в этом я уверена.

— Стоит за это поблагодарить Накабу, — сказал Пьют Кжай.

Они некоторое время молча смотрели друг на друга. Могущественный старый бенгский лидер был таким высоким, что почти касался своим шлемом потолка. Он был худым и изможденным, но в его изможденности присутствовала величественность. Таниана смутно помнила отца Пьюта Кжая, древнего мудреца Шлемоносного народа Наунаом Бенга, к которому приходил за советом Креш. Теперь Пьют Кжай становился похожим на него: та же худощавость, но подтянутость; тот же огромный рост, подчеркивающий худобу. В этот день на нем был черный шлем с изогнутыми золотыми рогами.