Избранные произведения. I том

А теперь Ронни и вовсе повел себя из ряда вон: первым откликнулся на неожиданное предложение Полковника, согласился переехать сюда и жить по правилам отца, пока вся Южная Калифорния вокруг них летит в тартарары. Может, Ронни знает что-то такое, что неизвестно Энсу? Или просто умеет заглядывать в будущее, недоступное восприятию Энса?

Энс подумал о своих детях, на долю которых выпало расти в самой гуще гражданской войны. Как сказал отец насчет того, что их ждет? То же, что и в Смутные Времена, но гораздо хуже. Стрельба на улицах, пожары вокруг, затмевающий небо черный дым, орды обезумевших людей, затопившие Коста-Месу: сотни и тысячи людей, изгнанные Пришельцами из своих жилищ и готовые убить любого, чтобы иметь возможность занять его дом. Он стоит на крыльце, позади топчутся Джилл, Майк и Чарли, с побелевшими личиками, испуганные, ничего не понимающие, и спрашивают жалобными голосами: «Папа, папочка, почему так много людей на нашей улице? Чего они хотят? Почему выглядят такими несчастными?»

А из дома снова и снова раздается ужасный придушенный стон Кэрол: «Энс… Энс… Энс… Энс…»

Нет, нет, такого никогда не случится. Никогда. Никогда, никогда, никогда. Это просто дикий апокалиптический бред старика. Наверняка ему снова вспомнился Вьетнам.

Но, вопреки всем этим рассуждениям, на обратном пути к дому Энс с удивлением понял, что уже принял решение переехать на ранчо. А когда он вошел внутрь, выяснилось, что все остальные тоже вняли доводам Полковника.

Утро Рождества, очень рано. Полковник спит и видит сон. Чаще всего ему снились сны о том счастливом времени после войны, когда он наконец воссоединился со своей семьей. Рядом дети, и жена каждую ночь спит с ним в одной постели, в маленьком хорошеньком доме, который они снимали в пригороде Мэриленда.

И сейчас ему снились те же времена. Мирные, счастливые дни; по крайней мере, такими они виделись в теплом розовом свечении сна. Дни получения докторской степени. Дни, когда, проведя безвылазно целый день в библиотеке, он возвращался домой к крепышу Энсу, которому во сне всегда было десять или одиннадцать, Розали, хорошенькой маленькой девочке в вечно испачканных джинсах, и Рону, всего-то двухлетнему, но уже с этим его хитрющим мерцанием в глазах. Однако лучше всего было видеть во сне Ирэн, все еще здоровую, молодую, чуть постарше тридцати; восхищаться ее сильными, крепкими бедрами, высокой упругой грудью, ослепительным потоком длинных золотистых волос. Она и сейчас пришла к нему, улыбающаяся, в одном лишь тонком халатике аметистового цвета…

Но, как всегда, даже во сне он оставался на краю бодрствования — старая неискоренимая привычка, которой он был обязан своей профессии. И, как только рядом с постелью мягко зазвонил телефон, образ Ирэн мгновенно растаял.

— Кармайкл.

— Генерал Кармайкл, это Сэм Бэкон. — В прошлом Бэкон был лидером большинства в сенате, а теперь являлся одним из руководителей Калифорнийской Армии Освобождения. — Прошу прощения, что разбудил вас так рано в день Рождества, но…

— На то, вероятно, есть веская причина, сенатор.

— Боюсь, что да. Пришло сообщение насчет Денвера. Они все же собираются предпринять лазерную атаку.

— Дерьмо! Проклятые тупицы!

— Э-э-э… нуда. Да, без сомнения, — Бэкон явно не привык слышать столь красочные выражения из уст Полковника; это и впрямь было нехарактерно для последнего. — Они прочли доклад Джошуа Леопардса и комментарии Питера к нему. Ответ таков: они не собираются отказываться от своего плана. У них объявился собственный антрополог — нет, социолог, — который утверждает, что нам давно следовало предпринять контрнаступление против Пришельцев, что фактически оно запоздало и что теперь у нас есть реальная возможность сделать это…

— Просто какое-то повальное безумие, — буркнул Полковник.

— Полностью согласен, сэр.

— Когда это произойдет?

— Тут они темнят. Но мы перехватили в Сети и расшифровали сообщение из их центра к помощникам в Монтане, из которого со всей очевидностью вытекает, что удар будет нанесен первого или второго января. Осталось примерно семь дней.

— Вот дерьмо. Черт бы их всех побрал!

— Мы уже уведомили президента, и он послал приказ, запрещающий им нападать на Денвер.

— Президент, — в устах Полковника это слово прозвучало тоже почти как ругательство. — Почему бы вам не уведомить заодно и Господа Бога? И Папу Римского. И профессора Эйнштейна. Денверу плевать на приказы из Вашингтона. Вашингтон для них — древняя история. Ладно, это все пустые слова, извините, сенатор. Что нужно сделать, так это послать в Денвер кого-нибудь из наших и вывести из строя их чертово пусковое устройство, пока они им не воспользовались.

— Согласен. Джошуа и Питер тоже. Но некоторые члены даже нашей группы высказывают серьезные возражения.

— На том основании, что акт саботажа, направленный против наших горячо любимых товарищей из Денвера, есть измена по отношении ко всему человечеству?