— Не могу. Но еще один Мор просто сотрет нас с лица Земли. Не думаю, что именно этого им хочется. Тут есть элемент риска, согласен, но мы-то не остановимся перед тем, чтобы уничтожить их всех. Всего девятьсот, говорит Поль, может быть, тысяча. Перестреляем их одного за другим и освободим Землю. Если не сейчас, то когда?
— Они ведь откуда-то прилетели, — возразил Полковник. — Мы уничтожим тех, что здесь, а они пришлют новых.
— До их планеты лететь сорок с чем-то световых лет, так, кажется? Ну, наверняка это дело не быстрое, — сейчас определенно говорил Фалькенбург, владелец ранчо из Санта-Марии, с квадратной челюстью, холодными глазами и вспыльчивым нравом. — А мы тем временем подготовимся к их следующему визиту. И когда они появятся…
— Безумие… — опустошенно произнес Полковник и рухнул в кресло, — Абсолютно безумный план. Вы ничего не понимаете в нашей подлинной ситуации.
Он просто трясся от ярости, в левом виске пульсировало. Комнату затопила тишина — особенная, звенящая, наэлектризованная.
Потом ее нарушил голос с другой стороны комнаты.
— В таком случае, у меня к вам вопрос, Энсон… — Полковник вгляделся. Кантелли, вот кто это. — У меня к вам вопрос, сэр: можно ли нас называть движением Сопротивления, если мы так никогда и не осмелимся оказать это самое сопротивление?
— Слушайте! Слушайте! — это снова Фалькенбург.
Полковник открыл было рот, но внезапно понял, что не знает правильного ответа, хотя, без сомнения, он должен существовать. Он не произнес ни слова.
— В душе он всегда был пацифистом, — пробормотал кто-то, издалека, неразличимо. Полковник не понял, кому принадлежал этот голос— Ненавидит Пришельцев, но еще больше ненавидит воевать. И даже не замечает этого противоречия. Какой он солдат в таком случае?
Нет, хотелось закричать Полковнику, хотя он по-прежнему молчал. Нет! Это неправда!
— Его обучали как надо, — сказал кто-то другой. — Просто он прошел Вьетнам. Проигранная война меняет людей.
— Не думаю, что дело в этом, — произнес третий голос-Просто он слишком стар. Для него все сражения закончились.
Они в самом деле говорят все это, вот так громко, в его присутствии? Или ему это просто кажется?
— Эй, постойте, подождите немного!
Полковник попытался снова встать на ноги, но это ему не удалось. Он почувствовал поддерживающую его руку, потом другую. Энс и Ронни, с обеих сторон.
— Па… — начал Энс тем же мягким, успокаивающим, приводящим в ярость тоном. — Немного свежего воздуха, а? Это всегда взбадривает, верно?
Они вышли на улицу. Теплый весенний воздух, сочная зелень холмов. Немного свежего воздуха, да. Хорошая идея. Это взбадривает.
Голова у Полковника кружилась, он нетвердо стоял на ногах.
— Успокойся, па. Через минуту все придет в норму.
Ронни. Хороший мальчик, Ронни. Такой же надежный, как Энс, может, даже больше, в теперешние дни. Он неважно начал, но в последние годы круто изменил свою жизнь. Конечно, решающую роль тут сыграла Пегги. Заставила его остепениться, помогла исправиться.
— Не беспокойся обо мне, — сказал Полковник. — Возвращайся в дом, Рон. Проголосуй за меня на заседании. Пусть они не забывают, что за всяким ударом последуют ответные репрессии.
— Хорошо, хорошо. Присядь вот здесь, па…
В голове чуть-чуть прояснилось.
Гиблое дело все это. За всеми их логическими рассуждениями стояла слепая решимость. Старая, старая история: они увидели — или воображают, что увидели, — свет в конце туннеля. И собираются повторить денверскую ошибку снова, какие бы аргументы он ни приводил. И породят еще одну катастрофу.
И тем не менее, тем не менее… В словах Кантелли был смысл: можно ли называть себя Сопротивлением, если никак не сопротивляться? К чему тогда эти бесконечные и бесполезные заседания? Разве не такова их цель — освободить мир от таинственных захватчиков, которые, словно воры в ночи, без всяких объяснений украли у людей сам смысл их существования?
Да. Цель именно такова. Убить их всех и возродить наш мир.
К чему тогда тянуть? Не лучше ли прямо сейчас начать борьбу? Разве мы с годами станем сильнее? Или, может, Пришельцы станут слабее?
Мимо него пронесся колибри, яркая вспышка зеленого и красного, лишь чуть побольше бабочки. Высоко над головой кружили два ястреба, просто темные контуры на фоне ослепительно яркого неба. Откуда-то выбежали двое малышей, мальчик и девочка, и молча уставились на него. Лет шести-семи. В первое мгновение Полковник подумал, что это Поль и Элен, но потом напомнил себе, что Поль и Элен давно уже выросли. Мальчик был самым младшим его внуком, сыном Ронни. Последняя модель Энсона Кармайкла: пятый носитель этого имени. А девочка? Джилл, дочь Энса? Нет, та постарше. Это, наверно, дочь Поля. Как ее зовут? Кассандра? Саманта? Что-то причудливое, вроде этого.
— Важно, — сказал Полковник таким тоном, точно продолжая разговор, прервавшийся совсем недавно, — чтобы вы никогда не забывали: американцы когда-то были свободными людьми. И когда вы вырастете и обзаведетесь собственными детьми, вы должны научить их этому.
— Только американцы? — спросил мальчик, юный Энсон.