Избранные произведения. I том

Набрал номер Джудит. На экране появилось ее лицо, бледное, угрюмое, строгое. Она была далеко не красавица. У нее была слишком высокая переносица, покатый лоб, тонкие губы, выступающий подбородок. Глаза ее несколько косили, к тому же правый глаз был расположен чуть выше левого. И все же она была привлекательной. Квеллен не раз ради забавы подвергал себя искушению влюбиться в нее. Но он не мог себе позволить настолько ослабить свою психологическую защиту, чтобы рассказать ей о своем тайном прибежище в Африке. Он не хотел посвящать ее в свою тайну, так как она была добродетельной и запросто могла донести на него.

— Ты, кажется, прячешься от меня, Джо? — спросила женщина. — Я тебя давно не видела. Почему?

— Я был очень занят. Поглощен работой. Извини, Джудит, но я на самом деле был по горло занят.

— Пусть тебя не мучают угрызения совести. У меня все пока что хорошо.

— Я в этом не сомневаюсь. Как там твой Фруд?

— Доктор Галубер? О, он замечателен. Ему так хочется повстречаться с тобой, мой дорогой.

Квеллен ощетинился.

— Я не нуждаюсь в услугах психотерапевта, Джудит. Извини.

— Сказав всего три фразы, ты уже дважды извинился.

— Изви… — начал было Квеллен, и они оба рассмеялись.

— Я бы хотела, — сказала Джудит, — чтобы ты встретился с доктором Галубером не как с врачом. Он будет на нашем следующем причастии.

— И когда же?

— Сегодня вечером. Ты придешь?

— Ты же знаешь, что общая отрыжка никогда не приводила меня в большой восторг, Джудит.

Она очень холодно улыбнулась:

— Я знаю. Но тебе не мешало бы хоть немного выглянуть из своей скорлупы. Ты слишком увлекаешься жизнью для самого себя, Джо. Если хочешь оставаться холостяком, это твое личное дело, но при этом не обязательно быть и отшельником.

— Я могу бросить мелочь в психоаналитический аппарат и получить такой же прекрасный совет.

— Может быть. Так ты придешь на сегодняшнее причастие?

Квеллен подумал о деле искреннего участника причастия, который подсунул псевдоживое стекло своим единоверцам и с интересом наблюдал, как они умирают в мучениях. Квеллен представил себя самого корчащимся от боли, прильнувшую к нему плачущую Джудит и попытался прочувствовать сопереживающую печаль от своих страданий, как призывал исповедуемый ею культ.

Он тяжело вздохнул. Джудит права: он действительно последнее время живет только для самого себя. Ему надо встряхнуться, позабыть хоть ненадолго свои служебные обязанности.

— Да, — он кивнул головой. — Да, дорогая, я приду к причастию. Ты довольна?

Глава 9

У Стенли Брогга день получился очень трудным.

Ему как заместителю комиссара приходилось все время таскать из огня каштаны для Квеллена, но это его не смущало, так как он обладал колоссальной работоспособностью. В глубине души Брогг считал, что они со Спеннером вдвоем тянут работу всего управления. Они были два сапога пара, оба крупные мужчины, солидные и методичные, с достаточным запасом плоти, чтобы черпать запасы энергии во времена кризисов. Разумеется, Спеннер вел административную часть дела, а Брогг — рутинную будничную. У Спеннера был шестой разряд, у Брогга — девятый. И все же Брогг ощущал себя боевым соратником Спеннера.

Эти двое других, Колл и Квеллен, представляли собой излишества аппарата управления. Колл ненавидел всех и злился на весь мир просто потому что был мал ростом и некрасив. Он, разумеется, обладал способностями, но, как и всякий неврастеник, был опасным, а порой и просто ненужным. Если кого и нужно подвергнуть принудительной психотерапии, так это Колла. Брогг часто сравнивал его с римским императором Тиберием, злобным человеком, таящим опасность для окружающих, не безумным, но с искривленной психикой, и считал, что от таких людей лучше держаться подальше.

Если Колл был Тиберием, то Квеллен — Клавдием: добродушным, умным и в общем-то слабым. Брогг презирал своего непосредственного начальника, видя в нем труса, непригодного для такой должности. Временами Квеллен брался за дела энергично и решительно, но это противоречило его натуре. Брогг выполнял за Квеллена будничную работу уже много лет. Иначе Управление давно бы признали недееспособным.

И вот что было удивительным в Квеллене — он мог совершить преступление.