Избранные произведения. I том

Нед единственный не стал хвататься за оружие. Вместо того он вскинул руку и громко крикнул:

— Все успокоились! От драки никому пользы не будет, а любого, кто нападет на людей шерифа, ждет виселица!

Противники замерли друг напротив друга посреди залы. Стражники Барта, прибежавшие на зов, выстроились за спиной графа, а к шерифу тоже подоспело подкрепление. Марджери не могла поверить тому, насколько стремительно все стало плохо. Если мечи все-таки скрестятся, будет жуткое побоище.

— Убить их всех! — прорычал Барт.

И упал.

Повалился, точно срубленное дерево: начал падать медленно, затем быстрее и наконец грянулся о каменный пол с отвратительным стуком.

Марджери частенько доводилось видеть, как ее супруг падает спьяну. Сейчас все было иначе.

Все застыли.

Марджери опустилась на колени возле Барта и приложила ладонь к его груди. Потом пощупала запястье и жилку на шее. Признаков жизни не было.

Она неверяще уставилась на графа. Барт всегда интересовался только собой, был самовлюбленным типом, который плевать хотел на всех остальных — все пятьдесят отпущенных ему земных лет.

— Мертв, — тихо проговорила она.

И не испытала ничего, кроме облегчения.

4

Пьер Оман зашел в дом, где вот уже четвертый год содержал свою любовницу Луизу Нимскую. Та встретила его нарядно одетой. Ее волосы были уложены в изысканную прическу, словно она собиралась ко двору, но на самом деле ее туда, конечно же, не допускали. Пьер требовал, чтобы она всегда одевалась именно так, потому что получал дополнительно удовольствие от унижения хорошо одетой женщины. Всякий способен унизить прислугу, а Луиза по-прежнему оставалась маркизой, хотя бы по титулу.

Он нисколько не устал от этой игры — и признавался себе в том, что вряд ли устанет. Бил он Луизу нечасто, поскольку у него потом болели руки. И даже спал с нею редко. Имелись иные способы доставить ей мучения. Больше всего ему нравилось лишать ее достоинства.

Однажды Луиза попыталась сбежать. Пьер только расхохотался: он знал, что рано или поздно это должно случиться. Ее немногочисленные друзья и родичи боялись, что, приди она к ним, их самих обвинят в ереси, поэтому податься ей было попросту некуда. Рожденная в знатности, она была совершенно не приспособлена к тому, чтобы жить самостоятельно. Подобно множеству обездоленных женщин, в итоге она была вынуждена отдаваться мужчинам, чтобы не умереть с голода. Единственной ночи в веселом доме ей хватило за глаза, и она вернулась, умоляя его принять ее обратно.

Ради забавы он притворился, будто раздумывает, согласиться или отказать, и тогда она упала на колени и принялась молить. Пьер не стал говорить ей, что она слишком хороша, чтобы от нее отделаться.

Он слегка удивился, встретив в ее доме своего пасынка. Тот сидел на кушетке и о чем-то беседовал с маркизой.

— Алэн и Луиза! — вскричал Пьер весело.

Они оба вскочили, как застигнутые врасплох любовники.

— Что ты тут делаешь? — спросил Пьер у Алэна.

Тот указал на платье, висевшее на спинке стула.

— Ты велел мне отнести ей этот наряд.

Пьер припомнил, что и вправду дал пасынку такое поручение.

— Но я не разрешал тебе чесать с нею языком! Возвращайся во дворец. Скажи герцогу Анри, что я скоро приду и что мне стал известен план короля Испании по нападению на Англию.

Алэн приподнял бровь.

— И от кого же ты узнал?

— Не твое дело. Жди меня у покоев герцога во дворце. Будешь вести записи на нашей встрече.

Пьер приблизился к Луизе и потрепал женщину за грудь.

Алэн вышел.

Оба — Алэн и Луиза — боялись Пьера, и он это знал. В мгновения раздумий он, бывало, спрашивал себя, почему до сих пор их не прогоняет. Причина заключалась отнюдь не в полезности Алэна и не в привлекательности Луизы. Это все было вторично. Ему нравилось внушать страх, он словно купался в их чувствах.

Повредит ли ему, если эти двое подружатся? Да какая разница? Пьер вполне понимал, почему Алэн может сострадать Луизе: та была старше его пасынка и наверняка казалась ему если не матерью, то старшей сестрой, умудренной жизненным опытом.

Он крепче сдавил грудь маркизы.

— Эти пышки всегда были твоим главным достоинством.

Луиза поморщилась. Она быстро овладела собой, но Пьер успел заметить это выражение отвращения — и отвесил ей пощечину.

— Чтобы я впредь этого не видел, ясно? — прошипел он.

— Простите, — повинилась она. — Хотите, я приласкаю вас губами?

— Мне некогда. Я пришел сказать, что пригласил кое-кого к обеду завтра. Хочу, чтобы ты вознаградила человека, раскрывшего мне планы испанцев. Будешь нам прислуживать.

— Конечно.

— Нагишом.

Луиза потрясенно воззрилась на него.

— Нагишом, — повторила она. — Перед чужим мужчиной.

— Подумаешь, эка невидаль! Веди себя как обычно, только без одежды. Полагаю, его это позабавит.

В ее глазах заблестели слезы.

— Совсем голой выходить?

— Можешь надеть туфли.

Она все-таки не расплакалась, хотя было видно, каких усилий ей это стоило.

— Какие еще будут пожелания?

— Больше никаких. Будешь нам прислуживать — и все.

— Как скажете.