Избранные произведения. II том

— Тетя, это герр Вальтер фон Ульрих, школьный друг Фица. Он часто приезжал к нам на каникулы. Сейчас он дипломат и работает в посольстве Германии в Лондоне.

— Позвольте представить моего кузена, графа Роберта фон Ульриха, — сказал Вальтер, — военного атташе австрийского посольства.

Пил разъяснил Этель, что на самом деле они были не двоюродные, а троюродные братья: родными братьями были их деды, младший женился на наследнице богатого немецкого рода и переехал из Вены в Берлин, и получилось, что Вальтер — немец, а Роберт — австриец. Пил любил ясность в таких вопросах.

Все сели. Этель придвинула стул леди Гермии.

— Не желаете ли малигатони? — спросила Этель.

— Да, пожалуйста.

Этель кивнула слуге, и тот направился к боковому столику, где стояла супница с горячим малигатони. Убедившись, что новоприбывшие гости чувствуют себя хорошо, Этель тихо удалилась. Когда за ней закрывалась дверь, она услышала, как Вальтер Ульрих сказал:

— Леди Мод, я помню, вы любили музыку. Мы только что говорили о русском балете. Что вы думаете о балете Дягилева?

Мод это должно быть приятно, не так уж часто мужчины спрашивают у женщин, что они думают по тому или иному поводу, заметила про себя Этель, сбегая по лестнице в поисках горничных. Этот немецкий Ульрих очень обаятелен.

III

В Ти-Гуине перед входом в обеденный зал располагался зал скульптуры. Здесь гости собирались в ожидании трапезы. Фиц не интересовался искусством — это была коллекция деда — зато гостям было что посмотреть.

Поддерживая беседу с тетей-герцогиней, Фиц беспокойно оглядывал мужчин во фраках и белых бабочках и женщин в диадемах и платьях с глубоким вырезом. По протоколу все гости должны собраться до появления короля и королевы. Но где же Мод? Хоть бы она не доставила неприятностей! Нет, вон она, в пурпурном шелковом платье и маминых бриллиантах, оживленно беседует с Вальтером фон Ульрихом.

Фиц и Мод были очень привязаны друг к другу. Их героический отец всегда был где-то далеко, несчастная мать следовала за ним, и дети получали любовь и поддержку, в которой так нуждались, друг от друга. Когда родителей не стало, общее горе еще больше их сблизило. Фицу тогда было восемнадцать, и он старался защитить младшую сестру от жестокого мира. Она же обожала брата. Став взрослой, обрела независимость мышления, хотя брат и продолжать считать, что он глава семьи и его мнение должно быть главным. Тем не менее их взаимная привязанность сохранилась, несмотря на их различия во мнениях — во всяком случае, до сих пор.

Сейчас она говорила что-то Вальтеру, указывая на бронзового Купидона — в отличие от Фица, она в таких вещах разбиралась. Пусть она и дальше говорит об искусстве, подумал Фиц, о чем угодно, только не о правах женщин! Монархи всегда придерживаются консервативных взглядов, но после недавних событий неприязнь короля к либералам переросла в ненависть. Георг V взошел на престол в разгар политического кризиса. Ему пришлось, поступившись собственной волей, — его вынудил к тому премьер-министр от либеральной партии Асквит под давлением общественности, — ограничить власть Палаты лордов. Воспоминания об этом унижении до сих пор причиняли ему боль. Его величество знал, что Фиц, пэр от партии консерваторов, боролся до последнего против этой так называемой реформы. Но если сегодня Мод разразится речью о правах женщин, он этого Фицу не простит.

Вальтер был всего лишь атташе, но его отец с давних пор дружил с кайзером. У Роберта тоже были хорошие связи: он был близок к эрцгерцогу Францу Фердинанду, наследнику престола Австро-Венгерской империи. А вон и еще один гость, вращающийся в высших кругах — высокий молодой американец, разговаривающий с герцогиней, Гас Дьюар. Его отец, сенатор — личный советник президента Соединенных Штатов Америки Вудро Вильсона. Фиц подумал, что ему удалось хорошо подобрать гостей для встречи с королем, все они войдут в правящую элиту. Он надеялся, что король останется доволен.

Гас Дьюар был приятным человеком, но держался несколько неловко. Он сутулился, словно хотел казаться ниже и незаметнее, и вообще производил впечатление неуверенного в себе человека.

— Американцы больше думают о своих внутренних проблемах, чем о международной политике, — говорил он герцогине. — Но президент Вильсон — либерал, и в этом качестве он обязан больше сочувствовать демократическим странам — Франции, Великобритании, — чем авторитарным монархиям, таким, как Австрия и Германия.

В этот миг открылись двери, все смолкли, и вошли король и королева. Би присела в реверансе, Фиц поклонился, и все последовали их примеру. На несколько секунд наступила несколько неловкая тишина — никто не смел заговорить. Наконец король нарушил молчание.

— Подумать только, я ведь был в этом доме двадцать лет назад! — сказал он, обращаясь к Би, и напряжение немного спало.