Избранные произведения. II том

Роман лежал поверх покрывала с закрытыми глазами, но не спал. Выглядел он совершенно расслабленным. На нем были футболка и отутюженные брюки. Пиджак, галстук и рубашка со стрелками на рукавах лежали аккуратно сложенные рядышком на стуле. Под стулом ровно стояла пара до блеска начищенных черных ботинок. По настоянию матери на время сеанса Роман надел теплые домашние тапочки. Руки его были скрещены на груди, на правой белела небольшая повязка в том месте, где была сделана инъекция. Роман попросил, чтобы отопление в комнате включили на полную мощность, и теперь, по мнению Федора, здесь было слишком жарко.

С одной стороны от кровати стояла тележка на колесиках, на которой Федор приготовил кассетный магнитофон для записей во время сеанса. Также там лежал использованный шприц и несколько наполненных шприцев на маленьком подносе на случай негативной реакции. Лишняя предосторожность не помешает.

Неслышно вошла Леа. Когда Федор обернулся, она кивнула в сторону лестницы и тихонько прошептала:

— Пришла его мать.

Федор решительно замотал головой. Только наблюдающих матерей ему тут не хватало. Роман уже не мальчик.

— Я так странно себя чувствую… странно, но приятно, — пробормотал Роман, провожая взглядом выходящую из комнаты Леа.

— Хорошо, — кивнул Федор. — Сейчас просто расслабьтесь. Отдайтесь своим чувствам, пусть они управляют вами. — Он включил магнитофон и направил микрофон на пациента.

— Я… мне хочется пить.

Роман снова закрыл глаза, руки плавно опустились вдоль туловища и периодически слегка вздрагивали.

— Это пройдет… Роман, давайте вернемся к тому случаю на берегу океана, чуть больше чем на год назад. Вы рассказали, что вспомнили белую комнату и медсестру в ней. Мы могли бы поговорить об этом подробнее?

— Я…

— Не спешите.

— Она держит меня за руку. Это то, что я о ней помню. Легкое прикосновение, моя рука в ее руке. Тяжело дышать. Давление в груди, что-то давит изнутри и сжимает мне легкие. А потом — мой последний вдох! Я помню, как еще подумал тогда: неужели это взаправду последний вдох в моей жизни? О боги! Боль в животе возвращается, действие морфия прекращается… Доктора говорят: у меня рак кишечника, но все же… Может быть, стоит попытаться сказать сестричке о том, что боль становится сильнее? Она такая миленькая и не подумает, что я какой-то нытик. Остальные здесь общаются со мной более формально, а она… она называет меня Говардом… Я сейчас ощущаю к ней такую близость, какой никогда не было у нас с Соней… Моя маленькая еврейская женушка… Ха-ха, подумать только: я женился на еврейке… А моим лучшим другом какое-то время — пока он не помешался на религии — был добрый старина Данн, ирландец… Я хочу поднести руку сестрички к своим губам, хочу поблагодарить ее за доброту ко мне. Но я уже не чувствую ее руки. Я парю над нею… Слышу голос, горловой, нечеловеческий голос. Он раздается надо мной, выше потолка, выше крыши дома. И он взывает ко мне. Он даже выше неба. Но нельзя обращать на него внимание. Я должен убраться оттуда, должен найти что-то такое, что поможет мне удержаться в этом мире… Я хочу сообщить своим друзьям, что со мной все в порядке… Я плыл, плыл по воздуху и наконец очутился перед домом Данна. Там под большим вязом свернулась клубочком кошка, беременная. Я люблю кошек. Чувствую, как меня тянет к ней. И снова он, этот зов из-за горизонта, из далеких далей. Мне нужно задержаться в этом мире. Кошка… Я падаю… падаю в нее. Теплая, умиротворяющая темнота… потом звуки и запах… запах ее молока и ее мягкого живота. Свет! И я помню, как исследую окружающий мир: двор, огромное дерево, нависшее надо мной… Проходят дни, и я расту… Вкусненькая мышка бежит стремглав, пытаясь спастись от моих когтей…

Федору пришлось наклониться к пациенту, чтобы лучше слышать.

— О, мыши, они гораздо приятнее на вкус, когда пойманы за миг до спасения! И еще птички — они, кажется, счастливы умереть в моих когтях. Их глаза как самоцветы… Свет меркнет… Самоцветы проваливаются в вечность… сливаются там со звездами… Я едва ли способен думать, но за меня думает мое тело, когда я брожу в ночи. Неслышно плыву через глубокие тени… Другие коты и кошки — большую часть времени я избегаю их. Если я испытываю потребность в общении, я иду в дом… в этот дом!.. Через заднюю дверь… меня запускает внутрь девочка… Я знаю, что означает девочка, что означают люди, я хорошо это помню. Знаю, что в доме еда и уют. Я трусь спиной о ноги девочки, забираюсь к ней на колени. Здесь я позволяю себе расслабиться. Девочка просто обожает мои золотистые глаза. Она рассказывает матери и отцу Данну, который пришел с визитом, что кот понимает все, что она говорит. Она командует: иди за мной! И кот идет за ней. Она сообщает взрослым: «Я так думаю, он понимает, что я говорю вот прямо сейчас! Он не похож на других котов…»