Избранные произведения. II том

Отпечатки в грязи вели в узкую ложбину. Скальные выступы и заросли образовали над ней своего рода крышу. Гроздья поганок кучно росли между островками мха и плесени. Вода струилась по стенкам, образуя мелкие лужицы первобытной слизи. В десяти ярдах от куртки Терри свисали с поваленного ствола его штаны и рубашка. Левый ботинок валялся неподалеку. Следы вели к каменной насыпи четырех-пяти футов в высоту. Оранжевая щелочная струйка сочилась по сланцу и граниту. Что-то в этих камнях заставило Першинга вздрогнуть. Древний грот излучал враждебность. Он задрожал от ужаса, как неандерталец с факелом у логова неведомого зверя.

Две фигуры в грязных мантиях возвышались над третьей, почти обнаженной, извалянной в грязи и листьях. Время будто остановилось, затвердело в сентябре тысяча девятьсот семьдесят третьего на целых тридцать пять лет, словно киста в мозгу у Першинга. Незнакомцы схватили Терри за лодыжки, их руки были так бледны, что светились в темноте. Лица прикрывали капюшоны, но в ночных кошмарах Першинга тьма под капюшонами сочилась злобой.

Незнакомцы в мантиях изучающе смотрели на него, один из них поднял длинный, странной формы палец и поманил Першинга к себе. Затем они рассмеялись жутким смехом взрослого, подражающего ребенку, и утащили Терри во тьму. Глаза и рот Терри были открыты, голова билась о скользкие камни, руки безвольно раскинуты — перевернутый Христос, увлекаемый навстречу роковой судьбе. Незнакомцы юркнули в неприметную расщелину и исчезли.

Тот, кто притворялся Терри, освободил его и понес сквозь кромешную тьму, передвигаясь неровными зигзагами, как проколотая надувная игрушка на поверхности воды. На манер историка, врача или гида он излагал Першингу историю и обычаи своей расы. Особенное удовольствие его мучителю доставляла убежденность Першинга, что он пребывает в подземном аду.

Никакого ада. Ты пересек ось времени и пространства с помощью технологий, которые были в ходу, когда твои предки плавали в первобытной слизи. Ты в дебрях космической ночи, милашка.

Першингу казалось, что он преодолевает грандиозные скалы из плоти и костей, а их склоны и расщелины населены бесчисленными тварями с жутко развитым интеллектом. Давным-давно они оставили свои планеты, мертвые и остывшие, и отправились заселять бесконечный космос. Передвигались они в облаке тьмы — живой злокачественной субстанции, которая защищала их от гибельного света чужих звезд, распаляя их жажду крови и плоти. Эта тьма была их кислородом и кровью. Они питались ею и сами служили ей кормом.

Мы пожираем наших детей, продолжал Терри. Бессмертным не нужны потомки. Видишь ли, мы чревоугодники, и мы обожаем наш способ утоления голода. Мы поглощаем потомство любой разумной расы, в которую вселяемся… и нам у вас очень нравится. Давно уже мы не испытывали такого удовольствия.

Першинг также узрел их истинные формы, в целом гуманоидные, но мягкие, влажные и очень гибкие. Человеческие лица, которые они использовали для полевых исследований, представляли собой выращенные органические оболочки, экзоскелеты, которые должны были временно скрыть их присутствие и защитить от вредных воздействий чуждой окружающей среды. В родственной среде они ползали, извивались и прыгали.

Без предупреждения тот, кто притворялся Терри, уронил Першинга с невообразимой высоты в жидкость, которая вытолкнула и удерживала на плотной, похожей на густой сироп поверхности. Першинг задыхался от ужасающей вони гниения и нечистот. Откуда-то сверху его схватили за волосы и повлекли к невидимому берегу.

Затем он долго полз в темноте по туннелю из сырого мяса, бесконечным петлям кишок, которые сжимали его своими кольцами. Он полз и полз, подстегиваемый невидимыми демонами, которые шептали ему в ухо непристойности, гладили своими щупальцами и жалящими усиками, пока он вскрикивал и дергался в околоплодных водах содрогающихся внутренностей. Наконец впереди показался свет, и он устремился к нему, бормоча бессмысленные молитвы любым богам, которые могли их услышать.

— Здесь всегда жарко, как в аду, — сказал уборщик Хопкинс. Он восседал на высокой коробке, а на его грязный комбинезон и испачканное лицо падал красный свет от печи. — Это метафора для тебя. Что до меня, то я поддерживаю адское пламя.