— Съезжай на обочину, — сказал он. Им уже начали сигналить другие машины. Он побежал обратно к «Меркурию», впрыгнул в него и съехал с дороги. «Мерседес», вихляя, последовал за ним и тоже остановился. На этот раз Брюс подошел с пассажирской стороны, потеребил ручку, и девушка отперла дверь. Теперь она не выглядела испуганной, но её бледные, хрупкие черты безусловно были чертами ребенка; ему с трудом верилось, чтобы она могла вести эту машину, да и любую машину вообще. Ноги её едва достигали педалей. Собственно, и сидела-то она на подушке. Теперь он заметил, что в её белокурые волосы вплетена лента. Верх её одеяния был с глубоким вырезом, но фигура при этом никак не проявлялась. Это было детское платье на детском теле.
— Вы друг Мильта? — спросила она своим слабым голосом.
— Да, — сказал он. — Я пытался перехватить его на молочном заводе.
— Он не смог приехать на ту встречу, — сказала она. — А я искала какую-нибудь продовольственную лавку, ещё не закрытую, или ещё какое-нибудь заведение, где бы я могла купить ему банку замороженного апельсинового сока.
— Где он сам? — спросил он.
— Остановился в моей квартире, — сказала девушка. — Мы уже давно живем вместе.
Это объясняло, почему он не видел «Мерседеса» ни у одного из мотелей.
— Я приметил одну ещё не закрытую лавку, — сказал он. Проехав по стольким улицам, он знал теперь в Покателло каждый закуток. — Могу показать, если поедешь следом.
Вскоре они остановились перед миниатюрной семейной лавкой, где до сих пор не выключили свет и вывеску.
— Как вас зовут? — спросила девушка, когда они вошли в лавку. Когда он назвался, она помотала головой: — Он никогда о вас не упоминал.
— Он не знал, что я приеду, — пояснил он.
Пока хозяин лавки разбирался с покупками, Брюс добился, чтобы девушка дала ему свой адрес. Теперь, даже если бы они с ней расстались, он все равно смог бы найти Мильта. Он почувствовал воодушевление.
О чем ему беспокоиться? Один шанс из миллиона… после двух дней езды по городу. Потому что Мильту захотелось замороженного апельсинового сока.
В обычных условиях он вряд ли стал бы ожидать, что столь сложный поиск достигнет цели, но здесь, на территории Мильта Ламки, это представлялось вполне естественным. Теперь, когда это случилось, он ничуть не удивлялся.
Стоя рядом с ним в лавке, девушка спросила, для чего он хочет повидаться с Мильтом. В своих туфлях без каблуков она доходила ему до второй пуговицы пиджака. Он прикинул, что роста в ней не больше пяти футов и одного дюйма. Теперь, при лучшем освещении, он видел, что кожа у неё суше и грубее, чем у ребенка, а руки, когда она потянулась за пакетом с продуктами, не имели ничего общего с детскими руками. Пальцы у неё оказались узловатыми, а суставы их — стертыми докрасна. Ногти, когда-то окрашенные, но теперь шелушащиеся и неровные, она явно обгрызала. Линии на ладонях превратились в глубокие желобки. Мускулатура казалась необычайно развитой, и, поскольку на ней была блузка — безрукавка, он заметил у неё на плече белую оспинку, которой, несомненно, было уже немало лет. На одном из пальцев красовалось золотое кольцо, по виду обручальное.
Он ответил, что у него есть дело, которое он хочет обсудить с Мильтом. Девушка кивнула, по-видимому, восприняв это как нечто естественное. Он спросил, как её зовут, и она сказала, что Кэти Гермес и что она замужем. Её муж, Джек, живет где-то в Покателло, но не с ней; они расстались с год назад. С Мильтом она познакомилась у себя на работе, в конторе городской управы Покателло, где служила машинисткой; Мильт оказался там в связи с поставками бумаги городу. Теперь они уже несколько месяцев живут вместе, как будто они женаты.
— Сколько уже Мильт провел в Покателло? — спросил он, когда они пошли обратно к своим машинам.
Она ответила, что Мильт в городе уже почти неделю, он должен был проехать мимо Покателло, но заболел по дороге на восток, в Монпелье, и дальше не поехал.
— Что с ним такое? — спросил он, открывая и придерживая для неё дверцу «Мерседеса».
Она сказала, что этого никто из них не знает — а если Мильт и знает, то ничего не говорит. Какое-то хроническое заболевание, время от времени обостряющееся. Через несколько минут Брюс все увидит сам, до её дома совсем близко.
Забравшись в свой «Меркурий», он следовал за задними огнями «Мерседеса», пока наконец она не свернула на подъездную дорожку на жилой улице и припарковалась в деревянном гараже без дверей. Он остановился сзади, непосредственно на дорожке. Кэти подошла к нему с пакетом в руках.
— Это наверху, — сказала она. — Мы можем подняться по черной лестнице.
Она повела его вверх по наружной деревянной лестнице, мимо белья, развешанного на веревках, пустых бутылок, цветочных горшков и стопок газет, мимо нескольких дверей, на самый верхний этаж. Там, удерживая в равновесии пакет с продуктами, она достала ключ, отперла дверь, и они вошли в прихожую, где пахло мылом.