— Должно быть, эта женщина доводится тебе очень хорошей подругой, — сказала Кэти. — Может, она сумеет о тебе позаботиться. Если ты из-за этого заболеешь, я за тобой ухаживать не стану.
Она направилась к дому.
— Как пожелаешь, — сказал Мильт, забираясь в «Меркурий». — Поехали.
Стоя на крыльце, Кэти крикнула:
— Сюда не возвращайся!
— Хорошо, — сказал Мильт.
— Пусть за тобой ухаживают твои подружки из Бойсе! — сказала она, швырнув ключ от «Мерседеса». Тот шлепнулся в грязь подъездной дорожки, а она открыла входную дверь, вошла и захлопнула её за собой.
— Поехали, — повторил Мильт.
Брюс завел двигатель «Меркурия», и они молча поехали прочь.
— Посмотрим, что она скажет, когда я вернусь, — заявил Мильт позже, когда уже сам сидел за рулем.
— Её действительно очень заботит твое здоровье, — заметил Брюс, испытывая глубокое чувство ответственности, но в то же время осознавая, что если он хочет заполучить свои машинки, то это, возможно, единственный способ.
— Сьюзан, наверное, точно так же относится к тебе. Считает, наверное, что я на тебя дурно влияю, — только и сказал Мильт в ответ.
— Она не знает, где я.
— Если бы знала, то предостерегла бы тебя от общения со мной. Женщины всегда так относятся к друзьям своего мужа. Это нечто инстинктивное. Боязнь того, что их муж в действительности может оказаться голубым.
— Не думаю, чтобы Кэти злилась из-за этого, — возразил Брюс. — А ты?
— Я тоже, — признал Мильт.
— Не представляю, из чего можно было бы заключить, будто кто-то из нас страдает отклонениями. — Даже от мысли о чем-то подобном ему было не по себе.
— Это просто фигура речи, — сказал Мильт, слегка улыбнувшись.
Спустя некоторое время Брюс спросил:
— Ну и каково вести американскую машину после твоего «Мерседеса»?
— Все равно что вести чан с ворванью.
— Почему ты так говоришь? — возмутился он.
— Елозит, как мыло в тазу, — сказал Мильт, покачивая усиленный гидравликой руль, чтобы машина, вильнув из стороны в сторону, пересекла разделительную полосу, а затем сдвинулась к обочине. — Ты уверен, что этот руль прикреплен к чему-то внизу? Такое чувство, что ведешь мешок с цыплячьими перьями. Никакой устойчивости. Зато обзор хороший. — Он ткнул Брюса в ребра локтем. — Что твой салон-вагон с прозрачной крышей.
— Ты попробуй её поднять, — сказал Брюс. — Тогда и увидишь разницу. Эта машина целый день может давать девяносто миль в час.
Не останавливаясь в Бойсе, они продолжили ехать по шоссе 30, в северную часть Орегона. Рано утром, ещё до рассвета, Мильт предложил съехать с дороги и перекусить. Они нашли придорожное кафе, поели и снова вернулись на дорогу. Но теперь Мильт выглядел неуклюжим и медлительным. Позволив Брюсу сесть за руль, он привалился к дверце со своей стороны, обхватив себя руками, но не спал. Ведя машину, Брюс все время прислушивался к его дыханию.
— Как себя чувствуешь? — спросил он наконец.
— Нормально, — ответил Мильт. — Дремлю.
— Почки не беспокоят?
— Нет у меня никаких почек, — отрезал Мильт.
— Может, нам где-нибудь остановиться? — сказал Брюс, однако собственная его потребность состояла в том, чтобы ехать дальше и дальше. Может, им удастся достичь Сиэтла без остановок, одним броском. Возбуждение от собственно езды начало преобладать в его сознании над первоначальной целью поездки в Сиэтл. Большинство его дальних выездов были одиночными испытаниями, ему не с кем было ни разделить работу, ни поговорить. Теперь он вполне понимал, почему Мильт так нуждался в обществе. В езде со спутником все обстояло иначе. Вот они едут вместе, как когда-то с его бывшим боссом Эдом фон Шарфом, ещё до того, как Брюс набрался достаточно опыта, чтобы ездить и покупать самостоятельно. Как много это напоминало ему о тех днях… за исключением того, что ситуация в некотором смысле перевернулась. Теперь в основном он сам вел машину и принимал, если требовалось, решения, каким маршрутом двигаться. Его компаньон становился все более и более инертным.
Но в некотором отношении такое положение вещей его радовало, ему нравилось сидеть за рулем, пока Мильт расслабляется на соседнем сиденье. Благодаря этому Брюс осознавал, что в одиночку Мильт, вероятно, и не добрался бы до Сиэтла; по крайней мере, не вот так, гоня и гоня без остановок. Отчасти дело здесь было в возрасте. И в общем физическом здоровье. Но, кроме того, это было стихией Брюса. Он был рожден для дороги; ещё в средней школе он самостоятельно доехал до Рино, будучи семнадцати лет от роду и уже мечтая о…
Мильт перебил течение его мыслей.
— Что с тобой такое? — проворчал он, уставившись на него испепеляющим взглядом. Выпрямившись на сиденье, продолжил: — Как ты до этого дошел? Это что, какая-то поза?
— Объясни, что ты имеешь в виду, — попросил застигнутый врасплох Брюс.
Вертясь из стороны в сторону, Мильт указал на дорогу и на землю вокруг.