Избранные произведения. II том

Электрический кот, обтянутый серой, абсолютно натурального вида эрзац-шкурой, уже не хрипел, а издавал какие-то жуткие булькающие звуки, его видеообъективы остекленели, на оскаленной, с намертво стиснутыми зубами пасти висели клочья пены. Изидора всегда поражало, насколько убедительно действуют «симптомные» цепи этих механизмов. При неполадках в каком-нибудь функциональном блоке у электрического животного появлялись до ужаса убедительные симптомы той или иной опасной болезни. Ну точно бы я решил, что он живой, сказал себе Изидор, торопливо ощупывая теплый пушистый живот в поисках укрытой там управляющей панели (у животных такого типа она была крайне миниатюрна) и разъема для экстренного подзаряда очень емкой, на десять лет непрерывной работы аккумуляторной батарейки. Ни того, ни другого не обнаруживалось. Долго искать было некогда, механизм уже совсем отказывал. Если все дело в коротыше, думал Изидор, и сейчас там вылетают цепь за цепью, нужно бы, пожалуй, отсоединить один из выводов батарейки; механизм, конечно же, заглохнет, но зато ничего больше не будет в нем портиться. А потом — в мастерскую. Милт и батарейку зарядит, и вообще все сделает.

Он быстро, но тщательно ощупал костлявый псевдопозвоночник. Провода должны быть где-то здесь. Черти бы драли высококлассных мастеров, сварганивших такую великолепную имитацию, ну не найти этих проводов, хоть плачь. Не иначе как производство Уилрайта и Карпентера, цены у них заметно выше, но зато, как говорится, почувствуйте разницу.

Он вздохнул и отступился. Искусственный кот окончательно заглох; судя по всему, короткое замыкание — если это оно всему причиной — прикончило и батарейку, и главный двигательный привод. Дорогой ремонт, печально подумал Изидор. Не иначе как несчастный котяра не получал трижды в год положенную ему чистку со смазкой, а без них и гарантия пропадает, и срок службы резко снижается. Ну что ж, это будет для хозяина хорошим уроком.

Перебравшись на водительское сиденье, он повернул баранку в положение «взлет», взмыл вертикально в небо и снова взял курс на свою мастерскую.

Жаль, конечно, что кот совсем сломался, но теперь хотя бы не приходилось слушать, как он мучается. Странное дело, думал Изидор, вот хоть я вроде прекрасно понимаю, что все это фальшивка, искусная симуляция, все равно жуткие хрипы и стоны эрзац-животного рвали мне сердце. Лучше бы мне работать в каком-нибудь другом, поспокойнее, месте. Не провали я тогда этот дурацкий тест, не пришлось бы мне браться за такое неблагодарное занятие, связанное с непомерными эмоциональными издержками. А с другой стороны, вот взять хоть Милта Борогроува и мистера Ганнибала Слоута, ну разве их беспокоят синтетические страдания искусственных животных? Да ни в коей мере. А если так, заключил Джон Изидор, скорее всего, дело тут во мне самом… Возможно, когда ты регрессируешь, как то было и есть со мной, когда ты увязаешь в могильном мире аномальности… да нет, лучше об этом не думать. Ничто не угнетало Изидора так сильно, как те моменты, когда он начинал сравнивать себя теперешнего с тем, каким он был когда-то. Его умственные способности убывали день ото дня, медленно, но необратимо. Как и тысячи других аномалов, он двигался под уклон, к полному распаду. Превращению в живой хлам.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Изидор включил приемник и настроился на аудиопрограмму Дружищи Бастера, которая, подобно своему телевизионному аналогу, шла без перерыва двадцать три часа в сутки, причем оставшийся час состоял из религиозной концовки, пятиминутного перерыва и рекламной заставки.

— Рад, что ты снова с нами, — говорил Дружище Бестер, — итак, Аманда, ты куда-то запропастилась на целых два дня. Ну не иначе как новый фильм, верно, дорогуша?

— Ну, я пше-то думала ну прям вчера и сымаца, так они чего, хотят, чтобы начинать прям фсем…

— В семь утра, дорогуша, или всем вместе? — прервал её Дружище Бастер.

— И так, и сяк, Бустер, фсем фсем! — Аманда зашлась своим знаменитым смехом, которому подражали почти так же часто, как смеху самого Бастера.

Аманда Вернер и несколько других, столь же элегантных, очаровательных дам с тугими, задорно торчащими грудями плюс малая толика сельских острословов составляли основное ядро бастеровского окружения. Подобно Аманде, все эти женщины считались «иностранками», без уточнения, откуда именно они приехали; ни одна из них никогда не снималась в кино и не играла в каких бы то ни было спектаклях, их загадочная — и прекрасная в своей загадочности — жизнь практически не выходила за рамки нескончаемого шоу Дружищи Бастера, где они проводили, как подсчитал однажды Изидор, до семидесяти часов в неделю.