Глиссельранд зашла на кухню, увидела Сашану и немедленно сунула ей чашку горячего отвара. Следом за Глиссельранд вошла Миртис и застыла в дверях. Лицо ее сделалось профессионально бесстрастным.
Сашана отпила отвар, закашлялась, потом попыталась начать снова.
— Вчера вечером, после представления, я получила записку от Вомистритуса. Там говорилось, что он устраивает небольшой званый ужин и просит меня присутствовать. После всех комплиментов, которых он наговорил насчет премьеры и моего выступления, я решила, что надо пойти.
— В такой час? — переспросила Глиссельранд. — В Санктуарии?!
Сашана грустно улыбнулась.
— Я, может, и дура, но не до такой же степени! Со мной были телохранители — поскольку ходить по улицам без них в такой час было бы небезопасно. Вомистритус сам встретил меня в дверях и даже обрадовался, увидев моих телохранителей. Он приказал слугам дать им мяса и вина, а сам провел меня наверх, в комнату, где должен был проходить званый ужин.
Она еще раз отхлебнула из чашки.
— Я увидела, что стол накрыт на двоих, и мне сразу все стало ясно. Я повернулась, чтобы уйти, но дверь оказалась запертой снаружи. Я потребовала, чтобы дверь открыли, но он только рассмеялся. Тогда я вспомнила ваши уроки и громко позвала своих слуг, но все напрасно. Вомистритус подошел к столу, сед и принялся за еду. Он вел себя так, словно все уже решено. А потом этот пудинг-переросток обнаглел настолько, что принялся декламировать ваш монолог, господин Фелтерин, из второго действия «Падающей звезды»!
— «Люди зовут меня злым, но не знают Всей глубины моих грешных желаний…» — начал Фелтерин.
— Да, именно этот! — оборвала его Сашана. — Представляете? И читал его он — хуже некуда! Ну, мне ничего не оставалось, как подхватить ответную реплику и подойти к столу. Но Вомистритус все предусмотрел. На столе не было ни одного ножа. Все блюда нужно было брать руками, и выглядели они отнюдь не аппетитно.
— Мог бы приготовить и более приличный ужин, — проворчала Глиссельранд.
— Да критик не видит разницы, — отозвался Раунснуф.
— Я сказала, что скорее пересплю с прокаженным, — продолжила Сашана ровным голосом. Потом горько рассмеялась. — Могла бы и догадаться, что грубость только подстегнет его! Он встал из-за стола и двинулся ко мне, совсем как в пьесе. Но он не учел моих регулярных занятий борьбой и не знал, что я всегда ношу за повязкой нож. Я полоснула его по горлу, и, великие боги, он должен был упасть мертвым!
Ее зеленые глаза горели мрачным адским огнем.
— А дальше? — спросил Фелтерин, который по привычке и складу характера был не только прекрасным актером, но и превосходным слушателем.
— Попасть-то я попала, но его спасли складки жира! Он закричал, кровь хлестала вовсю, но мой нож не достал до вены. Тут же вбежали его слуги и схватили меня. Полагаю, что не один из них недосчитался пальцев, но их было слишком много и они сбили меня с ног. Дальше было еще хуже.
Она помолчала.
— Он перевязал горло, его глаза покраснели еще больше.
Потом его слуги привели моих телохранителей, связанных и избитых. Их заставили смотреть, как он…
Сашана замолчала, на ее лице отразилась смесь гнева, отчаяния и ужаса. Один из ее слуг зарыдал.
— Он… Он прочел еще один кусок из пьесы, — наконец вымолвила она. — «Люблю я укрощать тигрицу в битве…»
В комнате воцарилась зловещая тишина. Потом раздался голос Миртис:
— Он изнасиловал тебя.
Сашана только и ждала этих слов.
— Да, эта тварь меня изнасиловал! — закричала она, вскакивая на ноги, с кинжалом в руках. Чашка со звоном ударилась о противоположную стену и разлетелась на кусочки. — Я убью его!
Из всех присутствующих только Миртис сохранила способность двигаться. Остальных сковал ледяной ужас и невыразимый гнев. Мадам подошла к Сашане и обняла ее. Девушка наконец смогла дать волю слезам.
Вскоре Сашана успокоилась и прошептала, уткнувшись в грудь Миртис:
— Я убью его.
— Нет, дитя мое, — ответила Миртис. — Ты не убьешь его.
Если он умрет, то избегнет наказания, а ты до конца жизни будешь страдать.
— Не понимаю, — сказала Сашана.
— Я говорю о справедливости, — ответила мадам. — Он не забрал твою жизнь, значит, его смерть — неравнозначное наказание. Мы должны воздать ему по заслугам. Отыскать способ, как заставить его почувствовать то, что чувствуешь ты.
— Может быть, с помощью магии? — спросил Фелтерин. — Или…
— Миртис, — вступила в разговор Глиссельранд, — мне кажется, нам не найти желающего изнасиловать Вомистритуса.
Миртис только хмыкнула.
— Это Санктуарий, Глиссельранд, — сказала она. — Здесь это не проблема. Дело в другом. Я имела в виду не сексуальную сторону его преступления, а ту жестокость и унизительность, с которой оно было совершено. Притом необходимо обломать рога этому ублюдку так, чтобы за нас не отдувался потом весь город.
Сашана немного отстранилась от Миртис.