Избранные произведения. II том

Шелк был известен еще со времен империи илсигов. Шелка, которые делали на континенте, были толстыми и непрочными по сравнению с прекрасным волокном, которое в огромных количествах производили бейсибцы. К тому же ткани с материка плохо воспринимали окраску, и даже алхимики илсигов своими заклинаниями не могли сделать местные шелка более яркими, чем ткани бейсибцев. Шелка блестели, переливаясь на солнце, — и любому дураку было ясно, почему бейсибские шелка ценятся на вес золота.

Вот почему Уэлгрин вовсе не удивился, когда его спутница остановилась присмотреться к тканям, хотя как она собиралась оплатить такой дорогой товар, если не раскошелилась даже на взятку двум стражам — оставалось для Уэлгрина загадкой. Зачем ей было покупать шелка — это уже другой вопрос, и не менее загадочный. При всем своем великолепии бейсибские шелка не особенно хорошо продавались в Санктуарии. Шелка, которые привозили сюда бейсибцы, были двух основных разновидностей, одинаково непрактичных: тончайший газ, который рвался и портился от самых легких повреждений, и плотная узорчатая парча с основой из конского волоса, такая жесткая, что стояла коробом.

Может, в Бейсибской империи, где круглый год было довольно прохладно и сухо, из таких тканей и можно было бы соорудить годную для носки одежду. В Санктуарии же человек, одетый в платье из бейсибского шелка, сразу обращал на себя внимание, но чувствовал себя наверняка не очень уютно. Шупансея и прочие женщины-бейсибки предпочитали носить в Санктуарии не свои национальные костюмы, обнажавшие грудь, а традиционную ранканскую одежду — скорее ради удобства, чем из каких-либо иных соображений.

Женщина внимательно изучала каждый кусок ткани. Она мяла ее и щупала, выворачивала наизнанку, растянув на колене, чтобы проверить качество окраски с обеих сторон. Торговец уж было обрадовался, что нашелся наконец покупатель на его товар, но женщина вдруг повернулась и пошла дальше.

— Что ты ищешь? — не выдержал Уэлгрин, когда его спутница направилась к ряду, в котором были выставлены самые дорогие ткани. — Здесь ткани еще дороже!

Женщина взглянула на Уэлгрина так, будто у того вдруг выросла вторая голова.

— Я не нашла того, что мне нужно, — сказала она и пошла дальше.

Уэлгрин сунул рулон ткани обратно торговцу и поспешил, чтобы не отстать от своей спутницы. Вместе они подошли к кормовому трапу, где бейсибцы торговали с бейсибцами, стрекоча на своем странном языке, который, кроме них, могли понять только рыбы. Женщина пошла медленнее. Наконец она остановилась возле толстого бейсибца, который продавал керамические статуэтки с изображениями змей, и знаками показала, что хочет поторговаться.

Бейсибец смутился почти так же сильно, как и Уэлгрин. Женщина стала делать такие движения, будто вынимала глиняные статуэтки из упаковочных ящиков — все, одну за другой. Уэлгрин очень плохо разбирался в речи бейсибцев, но он хотел убраться с причала хотя бы до полудня, так что пришлось вмешаться.

Стражник придержал руки женщины, которая жестами переговаривалась с торговцем.

— Этот человек показал тебе все, что у него есть. Но ты снова и снова показываешь на пустые коробки. А он снова и снова говорит тебе, что там больше ничего нет, такого, что можно купить.

— Ты его понимаешь?.. Хорошо, тогда скажи ему, что я хочу купить эту ветошь.

— Что?!

— Ветошь… Ветошь — вот эту упаковку, в которую завернуты его мерзкие статуэтки!

— Ветошь?

Уэлгрин покачал головой. Он знал несколько слов на языке рыбьего народа, от парочки-другой из которых лысина толстого бейсибца запламенела бы, как красный фонарь. Уэлгрин знал десяток слов, вот только когда покупаешь время девки в борделе, наверное, в ход идут немножко не те слова, что при покупке какого-нибудь товара у продавца на пристани. Уэлгрин пошире раскрыл глаза, чтобы были видны белки, и заговорил. У него было нехорошее предчувствие, что сейчас вполне может разгореться нешуточный скандал.

Торговец зашелся от хохота. Он хлопал себя по голому животу и стал-таки красным, как того опасался Уэлгрин. Глаза торговца чуть не вылезли из орбит.

— Ты, наверное, шутишь?

Уэлгрин сглотнул и, подкрепив слова жестами, попробовал объясниться еще раз. Ему почему-то казалось, что толстый рыбоглазый понимал его гораздо лучше, чем показывал это, и попросил повторить в третий и в четвертый раз только для того, чтобы позабавить других бейсибцев, что столпились вокруг поглазеть на варвара, который корчил из себя идиота.

Наконец торговец статуэтками решил, что потеха продолжается слишком долго. Взрывы хохота стихли. Торговец дважды взмахнул пальцами и пробормотал «мэд», что скорее всего должно было означать название медной монеты, имевшей хождение в Санктуарии.

— Двадцать медяков, — перевел Уэлгрин для женщины.

— А теперь объясни ему, что я заплачу вдвое, когда он приедет в следующий раз, потому что заплатить всю сумму сейчас не могу.

На этот раз Уэлгрину удалось продемонстрировать белки глаз без всяких усилий.

— Леди, ты, наверно, сошла с ума!

Его насмешка больно ранила женщину, но она сумела сохранить достоинство.