Избранные произведения. III том

Временами он смотрел вверх и на север, выискивая в воздухе посверкивание предательских миникамер. Рано или поздно Кородор его найдет, но Дом был в общем и целом уверен, что произойдет это не сразу. Скорее всего, ближайшие несколько часов за ним просто будут наблюдать, потому что и Кородор, в конце концов, когда-то был молодым. Даже Кородор. А вот судя по бабушке, она родилась восьмидесятилетней.

А кроме того, Кородор примет во внимание, что завтра Дом станет Председателем и, по закону, его боссом. Хотя Дом сомневался, что это хотя бы на йоту на него подействует. Чем суровее долг, тем упоительней для старого Кородора…

Он гордо улыбнулся, глядя, как покорно прорезает заводи раковина. По крайней мере теперь рыбаки перестанут обзывать его салагой. Хотя настоящее посвящение в ловцы дагонов можно пройти только в больших глубинах лунной ночью, когда дагоны поднимаются, разинув раковины с заостренными, как бритвы, краями.

Раковина ткнулась в камышовую кочку, и Дом легко спрыгнул на берег, оставив дагона качаться на поверхности маленькой заводи.

Перед ним высилась башня Шутников, почти заслонившая западные солончаки. Он поспешил к ней.

Поднявшееся Видишь-Почему омывало тонкий шпиль розовым светом. Туман над камышами у подножия башни рассеялся, но вершина в пяти милях над морем терялась в вечных облаках. Дом продирался через сухие камыши, пока до гладкой молочно-белой стены не осталось около полуметра.

И осторожно протянул руку.

Однажды, догадавшись, что бесконечные лекции по всепланетной экономике, возможно, не самая благодатная пища для мальчишеского ума, Хрш-Хгн с улыбкой выключил классный проектор. Включив свой куб с «Галактическими хрониками» Чарльза Подлунного, он рассказал Дому про Шутников.

— Назови расссы, которые по Гуманоидному Акту класссиффицируютссся как гуманоиды, — начал он.

— Фнобы, люди, дроски и Первый Сириусный Банк, — отбарабанил Дом. — Также роботы пятого класса могут обратиться с просьбой о присвоении им статуса гуманоидов согласно Первой Клаузуле.

— Иссстино. А остальные расссы? — прошипел и просвистел фноб, поскольку фнобский язык так перегружен шипящими, что говорить на нем любому другому гуманоиду — сущее мучение.

Дом отсчитал их по пальцам.

— Креапы — сверхгуманоиды, роботы четвертого класса — недогуманоиды, солнцепсы вне классификации.

— Так ли?

— Насчет остальных я не уверен, — признался Дом. — Есть ещё юпитероподобцы и другие. Их мы не проходили.

— Нет необходимости. Сам понимаешь, они нам слишком чужие. У нас мало общего. То, что человечество считает присущим всем расам с развитым самосознанием, например представление о личности, — просто продукт умеренно быстрой эволюции двуногих. Но все открытые на настоящий момент пятьдесят две расы объединяет одно: они развились в последние пять миллионов стандартных лет.

— Об этом ты говорил вчера, — сказал Дом. — Это теория галактического разума, выдвинутая Подлунным.

И тогда фноб рассказал ему про Шутников. Первую башню Шутников нашли креапы и, не сумев попасть внутрь, сбросили на неё активную ниргрокарствую матрицу. Впоследствии обнаружилось, что башня целехонька. А вот три соседние звездные системы просто схлопнулись.

Фнобы никаких башен Шутников не открывали: о существовании одной такой они знали всегда. Вокруг этой поднимающейся из моря в вечное покрывало облаков Фнобиса постройки выросла всепланетная религия Фрсс-Грхса, что в буквальном переводе означает Столп Вселенной.

Колонисты с Земли нашли семь, одна из них парила в Поясе астероидов старой Солнечной системы. После этого был основан Институт Шутниковских Исследований, в просторечии называемый Шутниковским Институтом.

Молодые расы людей, креапов, фнобов и дросков взирали теперь друг на друга в благоговении через Вселенную, загроможденную посмертными монументами расы, исчезнувшей до начала гуманоидного летоисчисления. Это благоговение породило легенды о планете Шутников, блистающей цели, которая ещё много световых лет манила искателей приключений, глупцов и охотников за сокровищами…

Коснувшись башни, Дом ощутил слабое жжение и как будто щекотку, за которыми внезапно последовал укол острой боли. Он отскочил, отчаянно растирая онемевшие пальцы. Холоднее всего башни становились в полдень, в самую жару. Дом направился в обход башни, чувствуя исходящий от неё холод. Подняв глаза, он как будто увидел, как в футе под гладкой поверхностью воздух темнеет, словно свет — всего лишь газ, который башня засасывает в себя. Логики тут не было никакой, но в самой идее таилась некая эстетическая привлекательность.