Избранные произведения о войне

— Жердей, жердей! — передразнил его Чернов. — А у тебя жердей хватало, Рудой?

— Не всюду, товарищ майор.

— И что ты сделал?

— Так мы выемки для ног понаделали.

— Слышите, Монастырский? Ну ладно. Так я вижу, что мне здесь делать нечего. Спасибо тебе, Рудой.

Рудой покраснел от удовольствия. Не всякий день удостоишься похвалы от самого майора Чернова.

Чернов быстро прошел по окопам, заглянул в кое-какие блиндажи. Все старые бойцы знали его по боям на Лужском и Новгородском направлениях, а некоторые еще по финской кампании сорокового года. И Чернов знал их в лицо и по именам.

Сейчас, проходя, он на секунду задерживался возле

некоторых бойцов.

— Здорово, Оловянников! Дышишь?

— А что мне, товарищ майор! — широко улыбаясь, отвечал Оловянников.

— Толстов, привет! Ну как, под Волкоярви было полегче?

Раздался страшный грохот. Снаряд разорвался рядом. Посыпалась земля. Люди прянули к стенам, другие присели. А Чернов стоял и нетерпеливо кричал:

— Что? Что? Не слышу!

Толстов стер землю с лица и прокричал:

— Куды немцу до финна, товарищ майор!

Чернов удовлетворенно мотнул головой и пошел дальше.

Он увидел Аркадия и подошел к нему. Аркадий всегда был его любимцем. Он протянул пулеметчику руку, и тот с достоинством пожал ее.

— А где ж твой второй номер, Дзюбин? — спросил Чернов, взглянув на незнакомого ему Четвертаков а.

— Вы спрашиваете, товарищ майор, за Сашу-с-Уралмаша?

— Вот, вот, — засмеялся майор. — Я надеюсь, с ним ничего плохого?

— Все в порядке, товарищ майор. Просто мы с ним разошлись, как в море корабли.

— Ах, вот что, — сказал Чернов и остро глянул на Аркадия. — Хочешь, помирю?

— Кто ж откажется от такого свата, товарищ майор? — сказал Аркадий.

Чернов рассмеялся и пошел дальше.

Несколько дольше Чернов задержался у группы молодых бойцов, только прибывших из запасного полка, еще не обстрелянных.

— Ну что, ребятки, страшновато? — сказал он, весело блестя прекрасными зубами из-под длинных пшеничных усов.

Бойцы заулыбались.

— Да нет, не очень, товарищ майор, — сказал один из них. — Оказывается, привыкнуть можно.

— Да уж привыкать некогда, — сказал майор, отогнув рукав и посмотрев на часы, — минут через десять артподготовка, видимо, кончится. А тогда что будет!

— Ихние танки на нас пойдут, — несмело сказал кто-то.

— Правильно, ихние танки пойдут на нас, — с удовлетворением повторил Чернов и, согнув свое гибкое тело, присел у стены на корточки. — Нет, я вижу, вы ребята соображающие.

От всего существа майора Чернова веяло таким спокойствием и силой, что молодые бойцы сразу приободрились. Приунывшие повеселели, а струхнувшие почувствовали, что они, собственно, ничего не боятся, и самые танки, атаки которых они прежде ждали с трепетом, теперь им не так уж страшны.

А Чернов уже рассказывал, как надо бороться с танками.

— Достаточно тебе залезть в канаву, чтоб тебя не было видно, и ты уже сильнее танка. Он тебя не видит, а как подойдет близко и заметит, он уже не может поразить тебя. А ты можешь поджечь машину. Смелый и умный боец сильнее танка, — сказал Чернов, взмахнув своей сильной и нервной рукой.

Он встал.

— Говорят, ребята, я похож на Чапаева, — сказал он, погладив усы. — Это, конечно, не так.

— Похож, похож! — закричали отовсюду.

— Ну, не знаю, похож ли, — сказал Чернов, — но я очень люблю Чапаева, а больше всего я люблю его любимую поговорку: «Врешь, не возьмешь».

Он поднял кулак и погрозил им в сторону немецких позиций. Лицо его сделалось жестким.

— Не возьмет, товарищ майор! — закричали бойцы, с восторгом глядя на Чернова и совсем не слыша в этот момент грохота артиллерийских разрывов.

Чернов побыл еще немного в четвертой роте, потом направился в шестую. Проходя мимо Аркадия, он крикнул ему, не останавливаясь:

— Свинцов не хочет мириться, и, кажется, он прав.

Аркадий побагровел от ярости.

— Шё ты скажешь на этого Сашку! — воскликнул он, обращаясь к Четвертакову. — Мало того, шё он передо мной фасон ломает, так он еще наклепал на меня майору Чернову. Хорошо, хорошо, Сашенька, ты еще будешь у меня валяться в ногах. Сколько я сделал для этого Сашки, Четвертаков, я же из него человека сделал Да ты слушай, когда тебе говорят!..

Он взял Четвертакова за шиворот и вытащил его из угла Но только он его выпустил, как Четвертаков снова бросился в свой угол, потому что в это время немецкие штурмовики на бреющем полете проходили над нашими позициями и поливали их из пулеметов. И все живое, что было в окопах, забилось в ниши, в углы, прильнуло к стенам.

И только Аркадий шагал на длинных своих ногах взад и вперед по крохотному пространству блиндажа и выкрикивал свои яростные жалобы. Гордость в этом человеке была сильнее всех чувств, сильнее самого инстинкта жизни.

А через пять минут началась атака.

Лейтенант Рудой встретил ее спокойно. Он был уверен, что отразит ее. У него были даже приготовлены кое-какие сюрпризы для немцев.

Однако атака началась непонятно.