За всеми этими хлопотами прошло немало времени. Поспешая по одному такому делу из взвода во взвод, политрук вдруг услышал громовой раскат хохота. Он глянул и увидел балтийцев, а посреди них отчаянно жестикулирующего Аркадия Дзюбина. Масальский удивился: как, до сих пор продолжается беседа?
Над лесом кружил «хейнкель-126», старый немецкий разведчик. Иногда он становился на крыло, видимо, фотографировал. Никто из моряков не поднимал головы — так сильно были они увлечены речью Аркадия. Зенитки молчали, чтобы не обнаружить расположения полка.
Масальский приблизился и услышал скрипучий голос Аркадия:
— …Два слова за эту дешевку Антонеску. Если сварить из него похлебку, так я не знаю, браточки, или найдется такая голодная собака, которая не побрезгает ее жрать: стошнит. Теперь от рассмотрения политики сателлитов перейдем к тому, кто держит пальму первенства во всем этом дерьме, к пресловутому Адольфу Гитлеру. Этот кровавый выродок утверждает, шё он строит новый порядок в Европе. Гитлер строит, а? А шё он вообще может построить? Подумаешь, строитель…
Масальский поспешно прервал этот «доклад» под тем предлогом, что Аркадий устал.
Аркадий был несколько обижен. В душе он считал, что Масальский завидует ему.
— Хорошо, хорошо, — пробормотал Аркадий про себя, — вы еще будете просить Аркадия Дзюбина, шёб он осветил людям международную обстановку. Но нет, нема дураков! Теперь я знаю только свой примус — и больше ничего.
Высоко задрав свою петушиную голову, Аркадий проследовал мимо ребят своего взвода. Среди них стоял Саша. Аркадий кинул на него как бы случайный взгляд и тотчас отвернулся. Гигант смотрел на него презрительно и насмешливо.
Глава 8
Глубокой ночью мы двинулись. Курить и разговаривать было запрещено. Шли гуськом, смутно различая фигуру идущего впереди. Подтянутое оружие и котелки не бряцали. Полковые пушки двигались с нами. Они остановились у подножия холма. Никогда я не видел, чтобы артиллерия располагалась так близко от вражеских позиций.
В темноте мы вышли на открытое место и спустились в окопы. Пулеметчики разошлись по своим укрытиям.
Казалось, ночь не кончится никогда. Она была какая-то очень большая и очень прочная. Наверху были звезды, а внизу копошились мы. Было совсем тихо.
В четыре часа рассвело. В четыре тридцать ударила немецкая артиллерия. Мир заполнился грохотом. Толстые накаты блиндажей покуда сопротивлялись разрывам. На этот ужасающий обстрел мы отвечали полным молчанием.
Приоткрылась дверь убежища, позади нее мелькнули тени. Я выглянул за дверь. По ходу сообщений пробегали санитары с носилками, связные, проходил лейтенант Рудой.
Вместе с санитарами и ранеными я пробрался назад, в лесок, чтобы покурить. Под обстрелом не курится. Между деревьев был устроен пункт первой помощи. Снаряды сюда не достигали. Неподалеку лежали ребята из ротного патронного пункта и курили. Вдруг они поднялись и откозырнули. Через лес шел высокий, ловко сложенный майор. Это был командир полка Чернов. На груди сияла Золотая Звезда Героя. Длинные пшеничные чапаевские усы украшали его лицо. Он любил Чапаева и старался ему подражать даже в наружности.
Майора сопровождали несколько командиров, среди них лейтенант Монастырский, сосед наш, командир пятой роты. У него был несколько расстроенный вид.
Майор остановил раненого, которого под руки вели два бойца. Третий боец шел позади и поддерживал раненого со спины.
— Куда вы? — сказал Чернов.
— Раненого вынесли с поля боя, товарищ майор, — бойко сказал один из бойцов, — доставляем его на пункт.
— Марш назад в окопы! — закричал майор. — И чтоб у меня этого не было. Пятнадцать здоровых жеребцов одного раненого тащат!
Бойцы исчезли, а раненый пробормотал:
— Я не просил их, товарищ майор, — и отправился на медпункт.
— Не ваши ли это люди, лейтенант? — спросил Чернов.
— Мои, — ответил Монастырский.
— Так, так, — сказал Чернов. — И раненых у вас многовато, лейтенант Монастырский. Чем я это объясняю? Я объясняю это тем, что вы невнимательно, небрежно отнеслись к устройству укрытий. А?
Монастырский мрачно молчал.
— Ладно, — сказал Чернов, — посмотрим, как обстоит дело у Рудого.
Встревоженный Рудой уже бежал навстречу Чернову. По ходам сообщений прошли на передний край. Немецкая артиллерия била с нарастающей силой. Но командиры не обращали на нее внимания. Они были заняты делом.
Чернов внимательно осмотрел окопы.
— Видите, — сказал он Монастырскому, указывая на пустой окоп, — запасная ячейка. У вас, когда вы захотите сманеврировать огнем, бойцу придется под обстрелом заниматься землекопством, вместо того чтобы отражать атаку. А здесь — уже готово.
Чернов похвалил просторную нишу, выдолбленную в передней стенке окопа. Лейтенант Монастырский отошел за спины других командиров. Но Чернов вытащил его за руку вперед.
— Смотрите, Монастырский, вы небось таких вещей и не видели?
И Чернов указал на небольшую стремянку, прилаженную к стенке окопа, по которой можно было быстро выбежать и атаковать врага.
Монастырский хмуро сказал:
— У меня жердей не было, товарищ майор, я давал требование, но…