Уже когда они улеглись в свои постели, Михаил долго лежал молча. Вновь вспомнил слезную просьбу Маши. Эта девочка, похоже, покорила его сердце: вспоминал ее рассказы о шести котятах, которых она пеленала и выхаживала, а потом раздавала, о том, как быстро и умело она стряпала пельмени, и о ее самоотверженности, с какой она пыталась помочь своей несчастной подруге. Подумал, что из Маши может получиться хорошая хозяйка и прекрасная верная жена. Кому-то очень повезет. Впрочем, а почему бы и не ему? В самом деле, ему уже пора жениться, об этом все чаще намекали родители. Он все надеялся, что Таня рано или поздно образумится. И вдруг судьба посылает ему такой сюрприз.
Затем он снова мысленно вернулся к просьбе Маши помочь Тане. Посоветоваться бы с Котляревским. Но открывать ему, кто эта женщина, ему не хотелось. Можно сказать, что это просто его знакомая. Без лишних подробностей, которые бы натолкнули Николая Михайловича на мысль, что это дочь полковника Щукина.
— Николай Михайлович, не спите? — бросил Михаил в темноту.
— Думаю.
— У меня вопрос. Встретил знакомую. Она в свое время влюбилась в большевика, кажется, он чекист. Даже, кажется, хорошо известный в высших большевистских кругах. Она родила от него, любит, он отвечает ей взаимностью. Такая коллизия. По воле судьбы она оказалась здесь, в Париже, но мечтает вернуться домой. Раньше, возможно, она не очень к этому стремилась. Но сейчас, когда родила ребенка, ищет способы вернуться. Спросила у меня совета. Я не решился. Что бы вы ей посоветовали?
— Она уверена, что он будет рад? — спросил Котляревский. — Не повредит ли это его карьере? Насколько я осведомлен, у них с этим строго. Жена чекиста должна сама быть чекистом или уж, на крайний случай, членом партии большевиков.
— Вероятно, она владеет информацией, что он ее ждет. Верит, что, пользуясь своими связями, он все это уладит. В конце концов, она каким-то образом докажет свою лояльность советской власти, а может быть, даже вступит в их партию. У них, кажется, всего одна?
— Да, — отозвался Котляревский. — Одна идеология, инакомыслие строго наказывается. Стало быть, и партия одна.
— Она в белой армии не служила, нигде никаких постов в царской России не занимала даже в силу своей молодости. Подскажите, что ей посоветовать?
— Очень просто. Как я вам уже говорил, при Лиге Наций не так давно создана Комиссия по репатриации, руководит ею известный полярный исследователь норвежец Фритьоф Нансен. Всем русским беженцам, изъявившим желание вернуться домой, эта комиссия безвозмездно помогает. Как мне говорили, процедура предельно упрощена. Короткое заявление, и человек тут же получает «нансеновский паспорт», который большевики обязались признавать. И все. И — счастливого пути.
— Но есть одна проблема, — сказал Михаил. — Она не знает его московского адреса.
— Там всех реэмигрантов встречают, беседуют, отправляют по своим местам жительства. Ты говоришь, он чекист?
— Да. И, по ее словам, он очень влиятельный.
— Тогда все еще проще. Обратится в Чека, это на Лубянке. Там, бесспорно, помогут.
— Спасибо за совет.
— Кстати, завтра или послезавтра я буду в Комиссии по репатриации, возможно даже, встречусь с Нансеном, — вспомнил Котляревский. — Если хочешь помочь этой даме, идем со мной. И больше не морочь мне голову, я засыпаю, — но через короткое время он снова нарушил тишину: — Фамилию, имя, отчество, год ее рождения и возраст ребенка, надеюсь, ты знаешь? Все! Сплю!
Три последующих дня Уваров повсюду сопровождал Котляревского. Лишь дважды он сумел встретиться с Машей, пообещал что-то для Тани сделать.
Дело было уже даже не в Тане. Ему хотелось показать Маше, что он верный человек, держит слово, и вообще: он из тех мужчин, которые прочно стоят на земле и многое могут.
В день его отъезда в Турцию Маша пришла на Восточный вокзал его провожать. Он передал ей для Тани «нансеновский паспорт» и другие проездные бумаги. При этом сказал:
— Мне все это не очень нравится. Я всего лишь выполняю ваш каприз. Как она уедет, я не знаю. Но я не имею права больше здесь задерживаться. Все остальное ложится на ваши плечи.
— Я постараюсь, — сказала Маша. — Ни Таня, ни я никогда не забудем этот ваш благородный поступок. А вырастет Люба, она тоже будет знать о вашем участии в ее судьбе. Спасибо вам, Миша!
— И еще. Имейте в виду, Николай Григорьевич достаточно влиятельный человек, — напомнил Михаил. — Если он узнает, сделает все, чтобы не выпустить их из Франции.
— Не беспокойтесь, он никогда ничего не узнает, — пообещала Маша. — Я говорила об этом с Таней. Она напишет папе письмо, где скажет, что все это она сделала самостоятельно, и попросит у него прощения. Он прочтет его, когда она будет уже в пути.
Котляревский стоял возле своего вагона «Восточного экспресса» и изредка на них посматривал.
Когда прозвенел колокол, извещающий пассажиров о завершении посадки, Уваров торопливо, перейдя на «ты», сказал:
— Знаешь, Маша, мне нравится цифра шесть.
Она не сразу поняла, удивленно на него посмотрела.