Синчхоль, словно за ним гнались, выскочил за дверь «Мицугоси» и вздохнул. По спине струились капельки пота, это вызывало зуд и раздражало, а он не мог даже почесаться, опасаясь взглядов прохожих. Он вышел на главную улицу. Звуки музыки, льющиеся справа и слева из музыкальных магазинов, стук гэта[53]
по асфальту, голоса торговцев и покупателей, доносившиеся из каждого магазина, — все это сливалось в непрерывный гул. Народу в это время — что сельдей в бочке. Все торопятся куда-то, шагают, выпятив грудь и энергично размахивая руками. Синчхоль же еще больше опустил плечи, ссутулился. Он ощутил запах помады — впереди шел молодой японец, одетый в юката[54]. Голова его блестела от помады, лицо сияло, словно он только что выкупался. Синчхоль сразу почувствовал неприятный запах собственного тела. Ноги отяжелели, будто к ним подвесили стопудовые гири.Он подошел к дому Памсона, но опять не застал его и направился в район, где тот разносил газеты. Наконец послышался звон колокольчика[55]
: навстречу шел Памсон. Завидя Синчхоля, он подмигнул ему, кивком головы указывая на переулок. Синчхоль завернул туда.Памсон огляделся по сторонам и сказал, понизив голос:
— Ты должен поехать в Инчхонь. Отправляйся хоть сегодня вечерним поездом, но не позже завтрашнего утра.
— В Инчхонь? Хорошо... Я, конечно...
Синчхоль вытер лоб и слабо улыбнулся. Памсон вынул бумажник и вручил ему три бумажки по одной иене.
— Это тебе на дорожные и другие расходы. Приедешь в Инчхонь, сразу же иди на биржу труда... Да, в Инчхоне разыщешь вот эту квартиру...
Он достал клочок бумаги и карандаш, черкнул несколько слов и показал Синчхолю. Синчхоль внимательно прочитал и кивнул головой. Памсон сунул бумажку в рот и проглотил, затем внимательно осмотрел переулок.
— Ну, счастливо!.. — И торопливо зашагал дальше.
Синчхоль держал три иены и чувствовал, что походка его стала значительно легче. «Прежде всего — хорошенько поесть», — подумал он и выбрался из переулка. Про себя он еще раз повторил прочитанное на бумажном клочке: «Инчхонь, улица Вери, номер десять. Ким Чхольсу».
Он подкрепился двумя блюдами за пять сэн в клубе Уми и, выйдя на улицу, почувствовал прилив энергии. Когда он, купив пакетик риса и несколько хлебцев, пришел домой, Ильпхо и Кихо валялись, обвязав головы полотенцами, но при виде Синчхоля проворно встали, схватили хлебцы и принялись с жадностью их поглощать.
— Раз ты купил еды, — проговорил Кихо, быстро покончив со своим хлебцем, — у тебя, может, еще остались деньжата?
— Дай мне пяток сэн, выпью кружку неочищенной водки, а то что это за жизнь? — Ильпхо протянул руку, бледную, без единой кровинки, как у курильщика опиума.
— У нас дров даже нет, а тебе лишь напиться? Давай-ка сюда деньги, дров надо купить да поесть приготовить.
И к первой присоединилась вторая рука. Синчхоль дал десять сэн на водку и тридцать сэн на дрова, скинул с себя костюм, шляпу и швырнул на пол. Повеселевшие Ильпхо и Кихо ушли. Синчхоль снял влажное от пота белье и вывесил наружу.
Больше он не позволит себе предаваться сомнениям. Покидая дом отца, даже еще раньше, разве не был он готов на все? А теперь — едва соприкоснулся с трудностями и уже затосковал по прежним дням! Так бранил он себя в душе и твердо решил: как только приедет в Инчхонь, сразу же преодолеет это свое малодушие и станет настоящим боевым товарищем рабочих.
«Выехать не позже завтрашнего утра. Чхольсу. Улица Вери, номер десять», — повторял он, шагая по комнате. Скоро вернулся Кихо. Он купил дров и немного закуски.
— Слушай, а как мы тебя дожидались! Совсем было умирать собрались. На Ильпхо просто смотреть противно: целый день сидел да почесывался!
«Что они будут делать, когда я уеду в Инчхонь?» — подумал он. Чем так жить, вернулись бы лучше домой в деревню, занялись бы сельским хозяйством, как их жены, и куда больше было бы пользы. Так нет, они предпочитают ютиться по углам в Сеуле, невзирая на голод и нужду. Ради чего? Единственное их желание — пристроиться к какому-нибудь капиталисту и управлять журнальным или газетным издательством. Мнят, что только так могут добиться мало-мальской известности и влияния на массы. Когда животы подведет, они помалкивают, а только набьют желудки, начинают критиковать: эта газета такая-то! Этот журнал такой-то! Послушаешь иногда их споры, подумаешь, что это первейшие оппозиционеры. А на поверку — серенькие людишки, бездельники с затхлой мелкобуржазной психологией! В чем их героизм? Одна видимость! Синчхоль с горечью сознавал, что и он, особенно судя по сегодняшнему случаю, недалеко ушел от них.
Утром, сказав товарищам, что идет побродить, Синчхоль пошел к Колокольному собору — проверить время на магазинных часах. Скоро его поезд. Как ехать на вокзал: на трамвае или на автобусе?