И Каннани тоже плохо еще знала жизнь общежития, не постигла всего. Когда они подошли, сотни работниц уже заполняли столовую, которая занимала весь подвал общежития. В прямоугольной комнате отовсюду поднимался пар. Во всю длину тянулись четыре ряда деревянных скамей. На них, радуя глаз, были аккуратно расставлены миски с рисом и пиалы. У подруг разыгрался аппетит. Взяли ложки, попробовали: рисовая каша, несомненно рисовая, но какая-то сухая и отдает чем-то вроде керосина. Каннани посмотрела по очереди на Сонби, на Инсук. Те тоже переглянулись.
— Что это за каша? — раздались недовольные возгласы из дальнего угла.
Если бы хоть соус был вкусный, еще можно было бы есть, так и он пересоленный и отвратительно пахнет свежей рыбой. У них сразу пропал аппетит, хотя в животах и урчало от голода.
Многие из работниц съели для виду по нескольку ложек и с глазами, полными слез, отставили миски. Работницы же, которые работали на фабрике давно и уже привыкли к этой каше, заворчали:
— Видно, не очень-то проголодались! Раз попали сюда, придется вам есть эту аннамскую кашу! Вот поголодаете деньков сто — посмотрим! Что бы стали мы делать без аннамского риса?
Вначале, отведав этой тухлятины, они тоже дней десять страдали животами, а потом ничего, притерпелись. Постепенно желудки их свыклись с этой пищей, а запах свежей рыбы уже не казался таким неприятным. Теперь они знали, что голодный человек съест даже несъедобное!
Не прошло и часа после обеда, как в общежитии вновь раздался звонок.
— Это еще что значит? — удивленно обратилась Каннани к одной работнице.
— Не знаешь? Это зовут в вечернюю школу... Скорей все на занятия!
— А не пойти нельзя?
— Ни в коем случае! Странно! А разве ты не хочешь учиться? Пошли, пошли!
И она засеменила мелкими шажками. По губам Каннани пробежала улыбка, и она оглянулась на подруг.
Хотя Сонби и проголодалась, но слова «вечерние занятия» заставили ее подняться. Сразу вспомнилось ей, как обещаниями послать учиться подкупил ее Токхо, а потом обесчестил. Уняв дрожь в ногах, она вслед за другими вошла в лекционный зал.
За кафедрой стоял в темных очках тот самый надсмотрщик, который днем похвалил Каннани. У него постоянно дергалось веко, и очки он носил, по-видимому, для маскировки этого недостатка.
Когда все заняли свои места, надсмотрщик объявил, что отменяет сегодня обычные занятия, а принимая во внимание наличие многих новеньких, поговорит о правилах внутреннего распорядка на фабрике. Откашлявшись, он оглядел зал и продолжал:
— По сравнению с другими маленькими фабриками и заводами наша фабрика имеет много преимуществ. У нас действительно заботятся о будущем рабочих и об их удобствах. Вечерняя школа, система распределения различных видов предметов первой необходимости, общежитие, наконец! Разве все это не требует значительных издержек?..
Надсмотрщик откинул туловище назад, выпятил живот и обвел взглядом помещение.
— Предположим, вы идете и покупаете в городе предметы косметики и парфюмерии, чулки и прочее такое. Что же получается? За дорогую цену вам могут подсунуть всякую дрянь, а фабрика предлагает вам все необходимое по себестоимости. Такая организация целиком в ваших интересах, фабрика же при этом терпит даже убытки.
Напряженно слушавшие работницы вздохнули.
— И... да... на этой фабрике заботятся о вашем будущем и потому установили систему сбережений. Сбережения — залог вашего счастья! Фабрика высчитывает с работающих за питание и предметы первой необходимости, из оставшихся же денег вы делаете сбережения. Конечно, вы не можете заработать сколько вашей душе угодно, но, когда через три года вы уйдете, разве не пригодятся вам эти сбережения? — По его губам пробежала наглая улыбка.
Засмеялись и работницы.
— Если проработаете, удержитесь на фабрике три года, сможете после ухода обзавестись семьями, жить припеваючи и растить детей. Поступая сюда, вы заключили договор на три года, но три года — совсем небольшой срок. Если по прошествии этого времени захотите еще поработать — милости просим. Через три года фабрика опять будет делать набор, вы заручитесь рекомендацией полицейского участка и снова поступите, не так ли? Посудите сами, разве вы не избранные из многих, разве это не великое счастье — работать здесь? Где еще найдется такое хорошее место? А мало ли ходит людей вовсе безработных?
Очки надсмотрщика сверкали при свете лампы. Он погладил бороду.
— На этой фабрике заботятся о будущем работниц и строго следят за их поведением, поэтому запрещаются одиночные отлучки. Но поскольку все вы очень любите развлечения, то каждый год, весной и осенью, устраиваются пикники. Захватив с собой еду, вы организованно отправляетесь полюбоваться горами. Этой весной вам выдадут по себестоимости новую обувь. В настоящее время в канцелярии утверждается план пикника на остров Вольми...
Среди женщин пронесся ропот. Каннани вскочила, придя в такое возбуждение, что у нее перехватило дыхание, и хотела что-то возразить, но надсмотрщик невозмутимо продолжал :