Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Старик схватил куртку и выбежал из дому. От шума проснулась мать.

— У твоей сестры скоро свадьба! — с укором произнесла она. — Надо сделать кое-какие покупки. Я так просила денег у отца, так просила... Не дал. Все на землю копит. Чего же ты к нему пристаешь?

3

Ничего необычного не было в том, что отец с сыном повздорили, но Сюлань, жена Дуншаня, заволновалась и выскочила во двор, чтобы уговорить свекра вернуться домой.

— Не пойду, здесь посижу немного! — буркнул он и уже более мирным тоном добавил: — Не поднимай шума на всю деревню.

Сюлань поспешила вернуться в дом. Дуншань лежал на кровати и вздыхал.

— Злишься? — спросила она мужа с улыбкой, присев на край постели.

— Чего мне злиться? — с деланным спокойствием ответил он.

— Ты ведь знаешь, о чем мечтает отец, — с упреком в голосе продолжала Сюлань. — Он все давно рассчитал. Решил купить землю для младшего сына, пусть покупает. Тебя это не касается.

— И ты туда же?! — вскричал Дуншань и резким движением сел на кровати. — Дело не в том, кто купит землю — мы или кто-то другой. Просто нельзя допустить, чтобы Чжан Шуань это сделал, — вот что главное! Как он будет жить без земли? Раз попал человек в беду, надо ему помочь. Так поступают коммунисты. — И уже более спокойно Дуншань продолжал: — Я знаю, что не до конца выполнил свой долг. Шел я мимо поля Чжан Шуаня, как раз перед самой уборкой, смотрю, не очень-то у него уродило. Все ведь знали, что Чжан Шуань не привык обрабатывать землю, но не помогли. Кто-то ехал мимо и говорит: «Погляди, какой хлеб! Тут, пожалуй, не соберешь и того, что посеял!» Меня будто по лицу хлестнули, когда я это услышал. А ты хочешь, чтобы я только о себе да о семье своей заботился! Член Союза молодежи называется! Эх, ты!

— Что ты мне об этом говоришь? — воскликнула Сюлань. — Ты отцу скажи! Так все и объясни по порядку, вот как сейчас.

— Ему не объяснишь. Я стал говорить, а он взял да убежал, — рассмеялся Дуншань.

— Ты с отцом никогда двух слов не скажешь, — напустив на себя сердитый вид, заявила Сюлань. — Где такое видано? Хоть бы часок посидели вместе, поговорили. А то ты так: не успел проглотить кусок — и на улицу. Не успел глаза продрать — бежишь в волостное управление. Вот и получается: ты — коммунист — сам по себе, а твой отец — крестьянин — тоже сам по себе. Как же ты можешь требовать, чтобы он делал по-твоему? Неудивительно, что вы разругались.

— Ты, кажется, поучаешь меня, — снова засмеялся Дуншань, который про себя не мог не согласиться с женой.

Сюлань хотела ответить мужу, но в это время во дворе послышались шаркающие шаги Лаодина, и Дуншань сделал жене знак молчать. Он слышал, как отец вошел в дом, как заговорила с ним мать, но разобрать слов не мог. Потом до Дуншаня донесся голос старика:

— Решил дать взаймы — пусть дает, если у него есть деньги! Скажите какой богач нашелся!

— Слышишь? Это в твой огород камешек, — толкнув мужа в бок, прыснула Сюлань.

4

Над горизонтом всплыло багровое солнце. В этот утренний час в деревне было безлюдно, лишь с поля едва слышно доносилось мычание коров.

Лаодин не пошел в поле. Всю ночь он ворочался с боку на бок и думал о покупке земли. А как только рассвело, отправился к Ван Лаосаню.

До освобождения Ван Лаосань служил приказчиком у помещика. Он постоянно болтался по деревне и слыл «деловым человеком». Последнее время односельчане его как-то не замечали. Но он умел подлаживаться к людям: старикам и старухам гадал по древним гадательным книгам, а перед активистами лез из кожи вон, чтобы показать себя передовым человеком. Раньше, попадись ему навстречу Сун Лаодин, он и не взглянул бы в его сторону, теперь же, когда крестьяне пошли за его сыном Дуншанем, Ван Лаосань, встречаясь со стариком, всячески стремился подчеркнуть свое особое к нему расположение. Когда же Сун Лаодин, решив купить землю, обратился к нему за советом, Ван Лаосань челноком засновал по деревне.

Едва только Сун Лаодин переступил порог его дома, Ван Лаосань выбежал ему навстречу.

— А! Старший брат! — залебезил он перед гостем. — Еще вчера я собирался к тебе зайти. Дело-то с Чжан Шуанем на мази!

— А говорят, он не собирается продавать, — пробормотал Лаодин.

— Не продаст сегодня, продаст завтра. Уж я постараюсь. Чжан Шуань хотел еще занять денег, но я сказал ему: «Брось дурить! Раз задумал продавать — продавай! Нельзя быть таким нерешительным! Ну хорошо, еще влезешь в долг — ведь все равно отдавать придется!» — И Ван Лаосань зашептал на ухо Лаодину: — Слово даю, земля будет твоей. Стоит она недорого, и на будущий год, после первого же урожая, ты возместишь половину своих расходов.

Лаодину противно было смотреть на воровато бегающие глаза Ван Лаосаня, и он ответил:

— Не могу же я в самом деле заставить Чжан Шуаня продать землю.

— Послушай, брат! — воскликнул Ван Лаосань, похлопывая Лаодина по плечу. — Нечасто выпадают такие случаи, так что ты не зевай! Сейчас у тебя почти двенадцать му, прикупишь еще с десяток — сможешь нанять работника! Хватит! Потрудился ты на своем веку, теперь и отдохнуть можно, — он угодливо хихикнул.