Избранные произведения писателей Дальнего Востока

— Славно! — ударяя о землю мотыгой, воскликнул Карлик.

И какая-то непонятная печаль овладела всеми.

— Ну что ж ты, давай еще! — улыбаясь, подбодрил Оглоблю Ю-собан.

— А если спою, господин Волк, поднесешь?

— Да уж так и быть, поднесу...

При упоминании о выпивке Чотче почувствовал жжение в горле. Воображению его представилась брага, и он сглотнул слюну.

— Только песни мои стоят подороже стакана браги.

— Да ну же, не тяни! — закричали все в один голос.

Ю-собан снял шляпу и стал обмахиваться.

— Ну и жара! Невыносимая! Запевай, что ли, скорей. Брага не по вкусу, могу и водкой угостить.

— Будто он и впрямь так хорошо поет, ишь ведь как выламывается...

И Карлик смахнул с Оглобли шляпу.

— Эй ты! Хватит дурачиться!.. Куда завтра полоть пойдешь?

— Как куда? К Сам Чхимолю.

— Поле у него каменистое — трудно полоть.

— Так-то оно так, зато плата — пять мешков!

— Видно, попотеть там придется, чтобы заработать. Даром столько не заплатят.

— Нелегко, конечно. Пошли вместе?

— Вместе? Ну нет! Разве на пустой желудок обработаешь такую землю? — возразил Оглобля и покосился на Ю-собана.

Ю-собан жил в доме Токхо, и поэтому они всегда опасались его. Карлик сплюнул.

— Вечно тут что-то крутится, — негромко проворчал он. Нечаянно задев краем мотыги стебель проса, он торопливо поднял его и старательно выпрямил.

Подул легкий ветерок и заколыхал колосья. Вдали замычал теленок. Оглобля вдруг запел:

Зерно чумизы, которым платил я,
Зернышко к зернышку, все без изъяна,
В рот моей милой легко бы катилось,
Что твой жужуб или плод каштана.

Таппори закашлялся и с силой стукнул мотыгой о землю.

Зерно, что ссудил мне старик-богатей,
Почище мешка бамбуковых гвоздей.
Вонзается в грудь мою это зерно,
Всю душу в куски истерзало оно!

Все невольно вздохнули. Ю-собан сказал:

— Эй, вы! Уж если петь, так что-нибудь повеселее! А то что это за песня?

Карлик побагровел и швырнул мотыгу. В его голове вихрем пронеслось воспоминание о том, как они ходили получать ссуду.

В тот день широкий двор Токхо был битком набит арендаторами — все пришли за зерновой ссудой. К ним вышел Токхо.

— Эге! И откуда вас столько набралось?

Это было обычным вступлением Токхо при выдаче ссуды. Он оглядел собравшихся. Крестьяне замирали под взглядом Токхо: не придется ли им, не дай бог, уйти ни с чем? И опускали головы. Токхо слегка нахмурился: он заметил должников, не уплативших еще за прошлый год.

— Как же так, где же ваш урожай-то? Что, и у тебя нет зерна? — Токхо уставился на Оглоблю. Тот поскреб затылок.

— Я... да...

— Ну и ну! — продолжал Токхо. — Надо было, видно, экономить, поменьше есть. Сейчас вы наберете в долг, а осенью как платить будете?

Они слушали, не подымая глаз. Токхо принес книгу и кисточку, записал фамилии, а рядом аккуратно вывел, сколько и каких мерок возьмет каждый.

Ю-собан открыл дверь амбара. Несколько человек выкатили бочку с чумизой, вынули пробку, и полилось зерно в подставленные мерки. В поднявшейся пыли мелькала шелуха. Взяли по горстке зерна — внимательно посмотрели на него, потом поднесли ко рту — попробовали на язык. Увы! Чумиза, которой они платили прошлой осенью, была зернышко к зернышку, и вкус имела настоящий, словно каштан пробуешь. А это — мелочь какая-то и на вкус никудышное, будто шелуху в рот берешь. Рано, выходит, обрадовались они, что хоть в долг принесут домой хорошего зерна. Все приуныли.

Ю-собан равнодушно поглядывал на недоуменно переглядывавшихся между собой крестьян.

— Ну, давайте сюда с мешками, по одному.

Тогда скрепя сердце стали они подходить один за другим.

Вспомнив все это, Карлик вздохнул и смахнул струящийся со лба пот.

— Ну так спой же еще, — нарушил молчание Ю-собан.

Карлик глянул на Ю-собана и снова вспомнил, каким был он в тот день, когда раздавали ссуду.

— Поди ты, знаешь... — обернулся он к Ю-собану, но не нашелся, что сказать дальше, и только угрюмо посмотрел на него.

Они закончили полосу и приступили к другой. Тут сорняк еще сильнее заглушал чумизу. Всюду белели цветочки пастушьей сумки.

Оглобля выпрямился, глянул на солнце.

— До заката-то мы управимся с этим?

— Нет, до заката не успеем, — откликнулся Карлик.

— Ну спели бы, что ли, — оглянулся на них Чотче.

Оглобля затянул крестьянскую песню-шутку:

Милый, догони!
Милый, догони!
Догони меня, дорогой!
Колченогий мой,
Ковыляй за мной!
Догони меня, дорогой!

— Здорово! — воскликнул Таппори и невольно оглянулся. — Гляньте, это что такое?

Карлик подскочил, и все разом повернулись. Незнакомый молодой человек в европейском костюме и девушка в туфельках на высоких каблучках идут в их сторону. Всех разобрало любопытство.

— Послушайте! Да это же дочка хозяйская, — сказал Ю-собан.

— Неужели Окчоми? Она ведь в Сеул учиться уехала, почему же она вернулась?