Переодевшись, Окчоми в горячем порыве прижала к себе ночную одежду: ведь она этой ночью прикасалась к груди Синчхоля! Она прибрала постель, открыла дверь и выглянула. Потом подбежала и распахнула дверь комнаты напротив — Синчхоля не было. Видно, ушел на прогулку. Он имеет обыкновение вставать спозаранку и прогуливаться. Окчоми вошла в его комнату. Все чисто прибрано, книги на письменном столе аккуратно сложены.
У стола лежали аккуратно свернутые носки. Окчоми снова вспоминала прошедшую ночь. «Неужели Синчхоль любит меня?» Эта мысль наполняла ее счастьем. Но перед глазами снова возникала картина, как Сонби и Синчхоль стоят друг против друга, а между ними чашка с водой, и ее начинала мучить ревность, которую она не в силах была заглушить. «А вдруг Синчхоль любит Сонби? За что же он может любить ее? Нет, это моя фантазия, — успокаивала она себя. — Разве способен он полюбить служанку в чужом доме? Тем более необразованную, невежественную деревенскую девчонку... Что из того, что миловидное личико?» Но неизвестно откуда подкрадывались сомнения и тревога. Желая немедля, сейчас же увидеть Сонби, выведать у нее все, она поспешно направилась в кухню.
Сонби мыла посуду.
— Эй, Сонби, поди-ка сюда!
Сонби следом за Окчоми вышла на задний двор. В плетях руффы, вьющихся по ограде, желтели распустившиеся цветочки.
— Ты зачем выходила ночью? Сонби не догадалась сразу, о чем речь.
— Я? Когда?
— Зачем ты меня обманываешь? Разве ты не выходила ночью, не выносила воду господину из Сеула?
Только теперь Сонби поняла, в чем дело.
— А-а! Я вышла на минутку во двор, по надобности, а господин сеулец, видимо, гулял там. Увидел меня и попросил холодной воды. А что?
— Мм...
Окчоми пристально посмотрела на Сонби, кивнула:
— Ну, иди работай! — повернулась и пошла прочь.
А Сонби, возвращаясь на кухню, недоумевала: «Что случилось? Сеулец чем-то недоволен? Может, муха какая оказалась в воде? А может быть, сосновая иголка попалась и сеульский господин пожаловался?»
У Сонби даже аппетит пропал. Убрав столик после завтрака, она отбеливала на солнце белье, которое бабка рано утром прокипятила в щелоке, и случайно глянула в открытую дверь хозяйской комнаты.
Окчоми сегодня о чем-то все думает. Вот она, отложив вышивание, поманила Сонби. У бедняжки тревожно забилось сердце: о чем еще хочет спросить она? Развесив все белье, она вошла в комнату.
— Сонби, хочешь попробовать вышивать?
Каждый раз, видя Окчоми за вышиванием, Сонби мечтала: «Вот бы и мне так научиться».
— Я же не умею, — робко возразила она.
— Ну что ты, научишься!
На рисунке возле сосны рядышком стоят два журавля. Сонби внимательно рассмотрела рисунок.
— Этому тоже в школе учат?
— Конечно, учат. И не только этому. Всевозможные рисунки есть.
Сонби смотрела на разноцветные нитки и думала: неужели и она сможет вышивать такими нитками? Потом стала разглядывать вышитое крыло журавля.
— Красивый рисунок? Это наш преподаватель придумал. Разве не художественно?
Сонби не вполне уяснила слова Окчоми, но поняла, что она гордится прекрасным рисунком.
— В вышивании нет ничего трудного. Каждый может научиться. Переведешь с бумаги красивые горы, каких-нибудь животных, а потом вот так нитками делаешь стежки, и получается вышивка.
Окчоми объясняла это вовсе не потому, что хотела научить Сонби вышивать, но в соседней комнате Синчхоль беседовал о чем-то с матерью, так ей хотелось показать себя и дать понять, что Сонби ничего не умеет.
Сонби внимательно слушала и думала про себя — до чего же, оказывается, просто вышивать: стоит только срисовать с бумаги что-нибудь красивое, прошить нитками, и все тут.
— Что бы ты хотела вышить? — спросила Окчоми. — Скажи, я нарисую тебе и дам нитки.
У Сонби сердце замерло от этих слов. Она получит эти красивые нитки! У нее даже в глазах потемнело от счастья. Но что же вышить? Гору Пультхасан? Озеро Гневное? Сонби склонила голову и задумалась. Но ни на чем она не могла остановиться. Подняла голову, хотела что-то сказать и не могла разомкнуть губ. Окчоми, глядя на ее щеки, снова вспомнила прошлую ночь.
— Говори же скорей!
— Я не знаю...
— Ведь если скажешь, эти нитки получишь.
— Я бы курицу, которая яичко несет...
— Фу, гадость! Ну что это такое! — нарочито громко крикнула Окчоми.
Сонби залилась краской.
Незаметно пролетел и теплый август. Окчоми с Синчхолем готовились к отъезду в Сеул. Хлопотала, собирая дорогих гостей в дорогу, мать Окчоми; ей помогала Сонби.
— Вон та коробка — баскет, что ли, называется, — вон о той я говорю, — обратилась к ней хозяйка, складывая в корзину одежду. — Уложи-ка в нее яйца.
У Сонби сердце так и упало. Она прошла в кладовку, вынула из глиняного кувшина корзиночку с яйцами, но, выходя из кладовки, вдруг споткнулась, два яичка выкатились... и разбились. С криком: «Ай, яйца!» — подбежала Окчоми и выхватила у Сонби корзинку.
— Что это такое?! Не твое — так можно бить? Будь аккуратней, если хочешь работать на кухне чужого дома! — кричала она так, чтобы слышал Синчхоль. Окчоми рада была случаю унизить Сонби, очернить ее в глазах Синчхоля.