Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Рот у Чотче наполнился слюной. Он сел на постели. Мать достала из сумы кусочек хлеба, протянула сыну. Тот с жадностью набросился на него.

— Осторожней, жуй как следует! — заворчала мать и поднесла кусочки к огню.

Старик молча наблюдал за ними. Разные чувства одолевали его. Все-таки он донес этот хлеб! Когда он полз по снегу с драгоценным мешком, привязанным к шее, вконец измученный, еле дыша, он не однажды готов был бросить непосильную ношу, но при мысли о голодных Чотче и его матери приказывал себе донести хлеб любой ценой.

И вот он принес его! Надо было видеть, как они едят этот хлеб, склонив головы, сосредоточенно глядя на жаровню! Ради этого стоило испытать то, что испытал он. Ли-собан затаил дыхание и, пожалуй ничего больше не желал в этот миг. Он и умер бы спокойно, если бы знал, что они всегда будут сыты. Ведь теперь ему трудно даже ходить за подаянием. Он по привычке потянулся к костылю, но вспомнил, что его отняли злые ребятишки.

— Вот ведь проклятые щенки! И к чему им костыль?

— Кто же у тебя его отнял?

— Да налетели какие-то чертенята, когда я грелся в крупорушке, схватили его и убежали! Ух, проклятое отродье!

— И ты ни одного не поймал? Головы бы им отвернуть за это! — свирепо сверкнул глазами Чотче.

Мать укоряюще посмотрела на него.

— Эх, оставил бы ты свои замашки! Чуть что — «шею сломаю», «голову отверну»! Что за разговоры такие?

— А таких вредных щенят стоило бы проучить!

— Ты представляешь, что было бы на свете, если бы каждый делал, что ему захочется? Эх, ты!..

И одновременно оба подумали об одном и том же — о том, что произошло в отсутствие Ли-собана. Чотче опустил голову. Несколько мгновений он задумчиво глядел на жаровню, потом вскинул голову:

— Ли-собан, что такое закон?

Ли-собан не нашелся что ответить на столь неожиданный вопрос.

— Закон? — повторил он.

Чотче видел, что Ли-собану не понятен вопрос и следовало бы объяснить ему более толково, но он не находил подходящих слов.

— Закон, а что тебе до него? — смущенно переспросил Ли-собан.

— Зачем только существует этот закон? — словно ни к кому не обращаясь, сказал Чотче.

— Ничего не пойму, скажи толком! — попросила мать.

Чотче нахмурился.

— Не знаете, так и ладно, — тихонько проговорил он, разгреб угли в жаровне, вытащил кусочек хлеба и принялся есть.

Мать выбрала кусочки помягче и подала Ли-собану.

— Закон — что же тут непонятного? — проговорил Ли-собан.

Чотче живо обернулся.

— Тоска смертная! Ну почему, например, если нарушил закон, хватают и тащат в полицейский участок? — Он попытался говорить спокойно, а у самого мурашки бегали по коже.

И вдруг он совершенно ясно осознал, что вчера он тоже преступил закон. Сердце его дрогнуло. Он вспомнил, как мать сказала однажды: «С голодухи на что не решишься».

Но он ведь тоже сделал это от голода. А оказалось — это преступление. Но если помышляешь только о том, как бы раздобыть еды — хлеба или каши — все равно, лишь бы утолить голод, на любое преступление решишься.

Ли-собан смутно слыхал о законе, но внятно растолковать не мог.

— Собственно говоря, закон он и есть закон, что тут еще объяснять? С незапамятных времен есть такое, что люди называют законом...

— С незапамятных времен?!

— Закон-то? Как же! Закон всегда был.

Ли-собан сказал, что закон не людьми придуман, а существовал в мире еще до появления человека. Чотче ощутил вдруг такую безысходность, что не выразить словами. Если так — значит, от него не избавиться, не укрыться? Но почему же он, Чотче, не может утерпеть, чтобы не нарушить закон? Да только ли он? А Ли-собан, измученный жизнью, мать, которая делает вид, будто не видит ничего и не слышит, — разве они не соучастники его преступлений?

«А что теперь в доме, из которого исчез рис? Заявили, конечно, в полицию о пропаже... Те не знают, где искать. А вдруг полицейский как раз и стоит сейчас за дверями?» — подумал Чотче и покосился на дверь. Он потерял покой. Подует ли ветер — почудится, что идет полицейский, заворочается ли Ли-собан — кажется, будто кто-то открывает дверь; Чотче замирал от страха и устремлял взгляд на дверь. Но наступала ночь, и он опять скрывался из дому. Ли-собан и мать молчали, но, едва начинался день, беспокойство овладевало ими.

Когда однажды ночью, как обычно, Чотче вернулся домой, Ли-собан подсел к нему:

— Чотче! Уходи из деревни!

— Почему? — настороженно спросил тот.

— Почему, почему! Надо уходить. Как будто только тут люди живут... Говорят, в Сеуле и Пхеньяне есть заводы. Голытьба, вроде нас с тобой, идет туда, зарабатывает деньги и живет неплохо. Может, и тебе в большой город податься? — Днем приходил полицейский, и Ли-собан боялся, что этой ночью Чотче обязательно схватят. — Я уже калека... Инвалид я, и податься мне некуда, — продолжал Ли-собан, — а будь я таким здоровяком, как ты, разве сидел бы в этой дыре?

Чотче чувствовал, старик прав.

— А ты верно знаешь? Что эти... как их... заводы есть, верно знаешь?

— Откуда же мне верно-то знать?.. Приходили люди из Сеула, Пхеньяна, рассказывали! Они тоже молодыми еще на завод поступили, а состарились — ушли с завода и живут сейчас на то, что заработали.