Избранные произведения писателей Дальнего Востока

— Хоть кого возьми: приехал в дом к девушке и пробыл не день, не два, а два-три месяца. Кто же будет иначе думать? Ну, что скажешь?

Синчхоль растерянно молчал.

— Не пойму, что это — легкомыслие? Столько времени провели вместе, вряд ли она тебе так уж противна... — настаивал отец.

Синчхоль не выдержал. Не в силах подавить вспыхнувшего в нем протеста, он воскликнул:

— Отец! Это слишком! Разве нельзя сколько угодно гулять вместе, нельзя проводить время, оставаясь просто друзьями? Это феодальные предрассудки: побыли мужчина с женщиной вместе — и уж связаны друг с другом какими-то обязательствами. Чушь! Я уважал Окчоми как воспитанницу моего отца... Они тоже сердечно принимали меня как сына учителя Окчоми, из почтения к тебе, не отпускали... Ну и так день шел за днем... У меня и в мыслях не было считать ее своей невестой.

— Слушать тошно! При чем тут феодальные предрассудки? Для них, думаешь, тоже в порядке вещей, если мужчина и девушка так просто проводят время друг с другом? И если ты теперь откажешься жениться, мне первому нельзя будет нигде появиться! А... ты лучше скажи, что это у тебя за книжки на столе? Отец пачку табаку свободно купить не может, а ты всякие ненужные книжонки покупаешь. Начитался всякой ерунды, вот и твердишь: феодальный или еще там какой. Как ты с отцом говоришь?! — начал раздражаться отец. — Что за манеру завел? Паршивец, совсем от рук отбился, невежа! А еще университет окончил!

Отец понял, что надежды, которые он возлагал на сына, рухнули, его охватило негодование, и с каждой минутой он распалялся все более.

— Вместо того чтобы готовиться к серьезным экзаменам, накупил всяких сомнительных книжонок, почитывает...

— Эти книги — мои учебники, — сдержанно возразил Синчхоль. — Отец, ты велишь сдавать экзамены на высшего чиновника. До сих пор я не говорил с тобой откровенно, но ответь мне: зачем сдавать экзамены на высшего чиновника?

— Ого! Додумался... Да ты что? Что за вздор ты мелешь?! Убирайся вон! — Отец бросился к Синчхолю и отхлестал его по щекам, потом схватил за шиворот и вытолкал за дверь. — Между нами нет больше ничего общего, мы чужие! Чтобы духу твоего в моем доме не было! Вон! — не помня себя орал отец.

— Опомнись! Что ты говоришь! — пыталась урезонить мужа мачеха.

— Вон! Я тебе больше не отец, ты мне не сын!

Синчхоль, пятясь, пробрался в свою комнату, положил в портфель несколько книг, какую-то одежду и выбежал на улицу. Мачеха бежала за ним следом.

— Послушай, ты с ума сошел! Что с тобой сегодня? Отец выругал, что ж тут такого? — ухватив Синчхоля за рукав, она потянула его обратно.

Отец, распахнув дверь, выскочил к ним и оттащил от него жену.

— Уберешься ты наконец? И уйти-то не можешь, трус! Живо, живо!

Снег валил хлопьями, и скоро Синчхоль весь побелел от снега. Когда послышались чьи-то шаги, он оглянулся — вдруг это его догоняет мачеха? Нет, это была какая-то незнакомая женщина. Синчхоль почувствовал, как он одинок. Вспомнил свою покойную мать и едва сдержал подступившие слезы. Он брел потихоньку, не зная, куда направиться. Погруженный в печальные думы, он не заметил, как добрел до Колокольного проспекта. Редкие прохожие, судя по виду, торопились по своим делам. Тишину нарушали только звуки джаза, доносившиеся из кафе. Возле парка Паккода он остановился. Вспомнил об одном знакомом, с которым встречался как-то вечером в этом парке. «Не пойти ли к нему?»

Миновав фасад Корейского театра, он вошел в переулок Анкуктон и вдруг почувствовал твердую решимость: ноги его дома больше не будет!.. А все-таки мачеха выбежала за ним... У него потеплело на душе. Но все равно — пути назад отрезаны. Он не вернется... Даже если его будут умолять!.. Возле института Посон кто-то протянул ему руку. Синчхоль с удивлением вгляделся — тот самый товарищ, к которому он направился.

— А я как раз к вам собирался...

— Ко мне? — тот недоверчиво посмотрел на Синчхоля.

Это был человек небольшого роста, тонкий и стройный, с бледным лицом, с ершиком жестких, топорщившихся, словно плюска каштана, волос.

— Что случилось? — спросил он, оглядев Синчхоля с ног до головы. — Почему вы бродите среди ночи с этим баулом?

— Я насовсем ушел из дома.

— Насовсем? — Товарищу показалось, что он ослышался, поэтому он переспросил еще раз и недоуменно уставился на Синчхоля.

— А что, разве нельзя совсем уйти?

— Вы говорите... насовсем ушли из дома?

— Да... — печально улыбнулся Синчхоль. — А куда вы идете?

— Я?.. Рыскаю в поисках ужина! — И он повел плечами, отряхивая снег.

* * *

Они съели суп и купили несколько хлебцев, после чего приятель повел Синчхоля к себе на квартиру.

— Пожалуйте! Хлеб и гости, — смеясь, проговорил он, открывая дверь и входя впереди Синчхоля.

Какие-то люди, усевшись возле чахлого светильника, так что в двух шагах ничего нельзя было разглядеть, собрались, сняв рубашки, заняться ловлей насекомых. При виде незнакомца они спешно набросили на себя рубашки и с удивлением воззрились на него. Спутник Синчхоля протянул им хлеб, и они тут же принялись есть.