Избранные произведения. т.1

наоборот, душа, поскольку она рассуждает, может представлять

хорошим для себя только то, что ведет к познанию (по 1 опр.); что и

требовалось доказать.

Теорема 27.

Мы ни про что не знаем с достоверностью, что оно хорошо или

дурно, кроме как про то, что действительно приводит к познанию

или что может препятствовать ему.

Доказательство. Душа, поскольку она рассуждает, стремится

лишь к познанию и считает полезным для себя только то, что ведет к

нему (по пред. т.). Но душа (по т. 41 и т. 43, ч. II с ее сх.) обладает

достоверным знанием вещей лишь постольку, поскольку она имеет

идеи адекватные, иными словами (что по сх. 2 т. 40, ч. II одно и то

же), поскольку она рассуждает. Следовательно, мы ни про что не

знаем с достоверностью, что оно хорошо, кроме как про то, что

приводит к познанию; наоборот — дурно то, что может

препятствовать ему; что и требовалось доказать.

Теорема 28.

Высшее благо для души есть познание бога, а высочайшая

добродетель — познавать его.

Доказательство. Самое высшее, что душа может постичь, есть

бог, т.е. (по опр. 6, ч. I) существо абсолютно бесконечное, без

которого (по т. 15, ч. I) ничто не может ни существовать, ни быть

представляемо. II потому (по т. 26 и т. 27) высшая польза или (по

опр. 1) благо души есть познание бога. Далее, душа активна лишь

постольку, поскольку она познает (по т. 1 и т. 3, ч. III), и лишь

постольку

543

 

можно сказать про нее безусловно, что она действует по добродетели

(по т. 23). Следовательно, безусловная добродетель души состоит в

познавании. А высшее, что душа может постичь, есть (как мы уже

доказали) бог. Следовательно, высочайшая добродетель души —

постигать или познавать бога; что и требовалось доказать.

Теорема 29.

Никакая единичная вещь, природа которой совершенно отлична

от нашей, не может нашей способности к действию ни

благоприятствовать, ни препятствовать, и вообще никакая вещь не

может быть для нас хорошей или дурной, если она не имеет с нами

чего-либо общего.

Доказательство. Способность всякой единичной вещи, а

следовательно (по кор. т. 10, ч. II), и человека, в силу которой он

существует и действует, определяется (по т. 28, ч. I) не иначе, как

другой единичной вещью, природа которой (по т. 6, ч. II) должна

быть понимаема под тем же атрибутом, под которым представляется

природа человеческая. Следовательно, наша способность к действию,

как бы она ни представлялась, может быть определяема и,

следовательно, способствуема или ограничиваема могуществом

только такой другой единичной вещи, которая имеет с нами что-либо

общее, а не такой, природа которой совершенно отлична от нашей. А

так как мы называем добром или злом то, что составляет причину

удовольствия или неудовольствия (по т. 8), т.е. (по сх. т. 11, ч. III) что

увеличивает или уменьшает нашу способность к действию,

благоприятствует ей или ограничивает ее, то та вещь, природа

которой от нашей совершенно отлична, не может быть для пас ни

хорошей, ни дурной; что и требовалось доказать.

Теорема 30.

Никакая вещь не может быть дурной через то, что она имеет с

нашей природой общего; но поскольку она для нас дурна, постольку

она нам противна.

Доказательство. Злом мы называем то, что составляет причину

неудовольствия (по т. 8), т.е. (по опр. его в сх. т. 11, ч. III) то, что

уменьшает или ограничивает нашу способность к действию. Если,

таким образом, какая-

544

 

либо вещь была бы для нас дурна через то, что она имеет с нами

общего, то, следовательно, она могла бы уменьшать или

ограничивать то самое, что она имеет с нами общего; а это (по т. 4,

ч. III) нелепо. Следовательно, никакая вещь не может быть дурна для

нас через то, что она имеет с нашей природой общего; но, наоборот,

поскольку она дурна, т.е. (как мы уже показали) поскольку она может

уменьшать или ограничивать нашу способность к действию,

постольку (по т. 5, ч. III) она нам противна; что и требовалось

доказать.

Теорема 31.

Поскольку какая-либо вещь сходна с нашей природой, постольку

она необходимо хороша.

Доказательство. Поскольку какая-либо вещь сходна с нашей

природой, она (по пред. т.) дурной быть не может. Следовательно,

она необходимо будет или хороша, или безразлична. Если

предположить второе, именно, что она ни хороша, ни дурна, то,

следовательно (по опр. 10 этой части), из ее природы не будет

вытекать ничего, что служило бы к сохранению нашей природы, т.е.