Избранные произведения. Том 1

Вчера, на вьюге, средь жемчужной
Снежинок радостной возни,
С улыбкой нежной и недужной
Со мною рядом он возник.

Все та же русская дорога

Ухабами вздымала даль.
Ямщик над клячей злился: «Трогай!»
И взвизгивали провода.

Метели пьяная охапка

В ногах крутилась колесом.
Его барашковая шапка,
Чуть сдвинутая на висок.

Перчатки, поступь, голос, облик —

Всё, всё как прежде, как всегда.
И только взор лучами облил,
Каких я в жизни не видал.

Обычное рукопожатье,

Литературный разговор.
«Опять предательствуют братья
И критики стрекочут вздор».

Лудили острые пылинки

Околыш шапки в серебро.
«Ну, как понравились поминки?»
«Могила славе нашей впрок».

«Ты знаешь, переводит турок

Мамед Эмин твои стихи».
— «Да, но у нас литература
Еще в плену годов глухих».

«Но знаешь ты, что зреют зерна,

Тобой посеянные в нас,
И песней новой и просторной
В стихах провеяла весна?»

«Всегда ты прытким оптимистом

Был…» Вихрем взвизгнула метель.
И он прислушался лучисто,
Что спела вьюжная свирель.

И недопетых песен гнетом

Болезненно нагрузнул лоб.
А в голос бури, к снежным нотам,
Звучанье солнца протекло.

Полночный вихрь в лицо летел нам,

Но пламя чудилось за ним.
К кремлевским подошли мы стенам,
К могилам мертвых ледяным.

Он шапку снял. «Прощай. Пора мне».

Сжег губы братский поцелуй.
И за высоким черным камнем
Укрылся в снеговую мглу.

И тотчас от реки зарею,

Ручьями, солнцем, синевой
Забунтовало под горою
Весны внезапной торжество.

И поднялось, и налетело

Счастливей звезд, страшнее сна,
Как будто дух свой, песню, тело
Всё отдал он, любимый, нам.

1923, Москва

Борису Верхоустинскому

Ушел. И песня недопета.
И улыбаешься в земле
Улыбкой мудрою скелета
Сгоревших грез седой золе.

И мучит мозг воспоминанье:

«Кресты». Угрюмый каземат.
Ключа в большом замке бряцанье
И рядом ты, нежданный брат.

Ты в триста восемьдесят пятой,

Я по соседству был в шестой.
Но пламя юности распятой
Тюрьму взрывало красотой.

Всю ночь сквозь стенку разговоры

С кувшином-рупором в руке,
Под шаг тюремщика нескорый,
Под взором каменным в глазке.

Потом проклятою дорожкой

Прогулка будто на цепи.
Два слова, брошенных сторожко,
И очи — как цветы в степи.

Ты был бездумный и веселый,

Как звон весеннего дождя,
И маловишерские села
Тебя любили, как вождя.

Барахтались мы вместе в лапах

Литературных пауков
И Волхова мятежный запах
Ловили вместе буйством слов.

Бывало, вместе голодали

И вместе пели за вином…
Как безнадежны эти дали,
Где ты пустым окован сном!

Какая боль, что в этом счастье,

В грозе восторга, в песне сил,
В творящем нашем советвластье
Ты далеко в лесу могил.

<1920>

Николаю Гумилеву