Избранные произведения. Том 1

В Займище они почти ежегодно выезжали ещё в мае и не возвращались вплоть до осенних дождей. Абузар Гиреевич по-особенному любил Займище. У самой деревни плещется Волга. Если при утренней заре или вечером, перед заходом солнца, сядешь на крутом берегу и заглядишься на могучую реку, от восторга перед её красотой и величием наворачиваются слёзы на глаза. Как хороши и эта зеркальная гладь воды, и белые, лёгкие, словно девичий кисейный шарф, туманы, и поросшие кустарником острова, подобные зелёным шапкам на воде, и слетающиеся на них дикие гуси, и бесшумно, величаво плывущие вдали белоснежные пароходы, низкие, похожие на жучков буксиры, длинные, медлительные баржи, плоты… Напротив, на том берегу, село Пустые Моркваши, правее – Набережные Моркваши, а ещё правее, вдали, можно различить в синеватом тумане Свияжскую крепость. Ночью на Волге начинается своеобразная, таинственная жизнь: то появятся, то погаснут, то зажгутся, то вновь погаснут зелёно-красно-жёлтые огоньки. Всю ночь они перемигиваются о чём-то. А когда рассветает, они словно прячутся в прибрежных пещерках, с тем чтобы потом, с наступлением темноты, снова всю ночь перемигиваться.

Ах, этот сон!.. Вот уже Абузар Гиреевич, босой, в соломенной шляпе, в подвёрнутых до колен брюках, с вёслами и удочками на плече, спускается к Волге, рыбачить…

Нет, Абузар Гиреевич не на реке – он уже у себя в больнице. Вот он стремительно идёт по коридору с развевающимися полами белого халата. За ним следует группа иностранных врачей, какая-то делегация.

– …Не верите? Думаете, неправда? Думаете, пропаганда? – Профессор распахивает двери одной палаты, другой, третьей, четвёртой. – Смотрите, удивляйтесь! Палаты почти пустые, в каждой занято две-три койки, не больше. Спросите, куда девались больные? Пожалуй, скажете: «Не могут лечь, потому что плата велика». Нет, мы всех лечим бесплатно. И все палаты пустуют. Чудо? Нет, господа, хотя это и похоже на чудо, но это – прекрасный результат профилактической работы, охватывающей всё население…

…Ой, кто это так пронзительно свистит? Наверно, Мансур-озорник. Фатихаттай вчера принесла с базара глиняную лошадку. Вот и свистит без конца, негодный мальчишка!

…Абузар Гиреевич проснулся. Звонил телефон. Профессор быстро встал, накинул на плечи халат, сунул ноги в чувяки, направился в прихожую. По пути кинул удивлённый взгляд на зелёный свет на столе Мансура, – он забыл, что сам зажёг лампу ночью и заснул, глядя на этот зелёный свет.

– Да, слушаю, – тихо говорит он, прикрыв ладонью трубку, чтобы не разбудить спящих. – Да… Какие приняли меры? Ну… Результат?.. Пришлите машину. Сейчас же!

Гульшагида, задремавшая в слезах, проснулась, разбуженная голосом профессора. Она услышала тревогу в его голосе, а потом слова: «Пришлите машину». Значит, в больнице у кого-то ухудшилось состояние? У кого? Перед глазами Гульшагиды один за другим проходят больные. Затем она прислушалась к вою ветра на улице. Стёкла окон мокрые, – идёт то ли снег, то ли дождь. Взглянула на часы. Было начало пятого.

Когда Гульшагида вышла в переднюю, профессор уже надевал пальто.

– Я тоже с вами, Абузар Гиреевич. Уж очень темно и непогодливо на улице.

– Не надо, поспите, – ответил профессор.

– Нет, нет, теперь уже не засну. Поеду с вами, Абузар Гиреевич. – Гульшагида надела пальто, повязала платок. – Не отпущу вас одного в такую погоду…

Профессор не стал больше противиться. Они тихонько закрыли дверь и вышли на лестницу. Здесь был полумрак, тихо и прохладно. Вдруг Гульшагида вцепилась в руку профессора, испуганно вскрикнула:

– Кто это?!

Человек, сидевший на маленьком чемодане, прислонясь спиной к батарее, вскинул голову, быстро встал на ноги. Высокий, плечистый мужчина в пальто с поднятым воротником и в меховой, низко надвинутой шапке.

– Это я!

Гульшагида сразу узнала голос Мансура, – по фигуре и одежде его трудно было узнать. Абузар Гиреевич тоже вздрогнул при звуке этого голоса.

– Это ты, Мансур? – Он протянул навстречу сыну обе руки. – Ты почему тут? Почему не идёшь в квартиру?

– Поезд запоздал… Я не хотел беспокоить вас…

– У порога родного дома никогда не бывает поздно. Сейчас же иди домой… А нас, прости, вызывают в больницу.

– Здравствуйте, – сказал Мансур побледневшей Гульшагиде. – Я, кажется, напугал вас?

Она не нашлась что ответить.

На улице сильный гололёд. Машина скользит из стороны в сторону. Того гляди или врежется в какой-нибудь столб, или свалится в канаву. Темно. Идёт дождь вперемежку со снегом. А там, на мрачной лестнице, остался неведомо откуда и неизвестно зачем приехавший и близкий, и чужой, и какой-то странный Мансур. А в больнице сейчас, возможно, кто-то умирает. Сложно устроена жизнь. Мысли Гульшагиды, как молнии, мечутся между этими двумя точками – от лестницы в больницу, от больницы к лестнице. И она, пожалуй, не могла бы сейчас сказать точно, о чём больше и беспокойней думает.