Гузенко. Мы вместе ходим в клуб «Морфей». А с подозреваемым я к тому же восемь лет работал в одном учреждении.
Нагейкин. Каком?
Гузенко. Городской прокуратуре.
Нагейкин. Что можете сказать по существу дела?
Гузенко. В клубе «Морфей» мы делимся впечатлениями о своих сновидениях. Подтверждаю, что потерпевший действительно рассказывал всем нам смешную историю, как участковые отказались обирать лавочников и мигрантов. Сговорились. И шефам своим в один прекрасный день ничего не принесли. Те посмеялись и поехали в райотделы с пустыми руками. Получилось, что и их начальникам нечего дальше наверх передавать. Помню, хохотали мы тогда навзрыд.
Нагейкин. Почему?
Гузенко. Смешно ведь, товарищ лейтенант. Смешнее не придумаешь. День прошёл, а никто никому ничего не занёс.
Нагейкин. Не вижу ничего смешного.
Гузенко. Значит, у вас, извините, совсем нет чувства юмора.
Нагейкин. Не знаю. Я своему начальству ничего не ношу.
Гузенко. Правильно. Ведь вы не на земле сидите. Вам-то с кого брать? С меня, что ли? Кто вам тут чего даст? А бригадиры гастарбайтеров дают. И хозяева палаток тоже. Каждый день. Регулярно. Их даже просить об этом не надо. Думаете, участковым? Нет. Всей системе дают. Но
Нагейкин. Почему вы рассчитывали услышать продолжение? Разве сны – это мыльные оперы, где одну серию сменяет другая?
Гузенко. У потерпевшего так всегда и было. Он знает секрет, как сюжет сна задерживать в голове до следующей ночи. Если, конечно, пожелает. Так называемое управляемое сновидение. Кстати, самое светлое будущее всего человечества.
Нагейкин. Вместо несостоявшегося коммунизма?
Гузенко. Вот именно.
Нагейкин. Вы хотите сказать, что ваш клуб именно её пропагандирует?
Гузенко. Конечно. И главный специалист у нас – Павел Петрович Ефимов. А тут вдруг – бац! Его же и обкрадывают.
Нагейкин. Вы считаете, что это сделал подозреваемый?
Гузенко. Утверждать не смею, но кое-какие соображения у меня на сей счёт имеются.
Нагейкин. Какие же?
Гузенко. Мы с приятелем, тоже бывшим прокурорским работником, у того на дне рождения подпоили подозреваемого, и он рассказал нам окончание сна генерала Ефимова.
Нагейкин. И что же там оказалось?
Гузенко. Не очень смешно. Посадили нашего начальника областного УВД.
Нагейкин. За какие грехи?
Гузенко. За коррупцию. Пока носил наверх – не было, выходит, никакой коррупции. Стоило раз не принести – коррупция мигом обнаружилась. На другой же день взяли. На всю Россию ославили.
Нагейкин. Но это же только во сне.
Гузенко. Ну конечно. Так-то он прочно на своём месте сидит. Видали по телевизору: вчера опять бодряческое интервью дал, как всё управление успешно борется с взяточниками и прочими негодяями.
Нагейкин. Ещё что-либо можете сказать по существу дела?
Гузенко. Пока нет. Но если вспомню, скажу на суде.
Нагейкин. И вы верите в перспективу суда?
Гузенко. Верю.
Нагейкин. А я нет.
Гузенко. Зачем же тогда ведёте следственные действия?
Нагейкин. Куда денешься: работа такая.
Гузенко. Да, всё перевернулось с ног на голову. Наяву мы наблюдаем полный абсурд. Так почему же во сне не видеть реальности?
Нагейкин. Увы, пока ещё сны отражают действительность, а не наоборот.
Гузенко. Это как посмотреть. По материалистическим законам бытия всё должно быть уравновешено. Если в сознании царит хаос, отчего бы в подсознании не возникнуть стройному порядку?
Нагейкин. Что-то очень мудрёное. И мистическое.
Гузенко. Сейчас многие об этом задумываются. Я недавно читал роман одного американца. Не фантастику – самый настоящий реализм. Так он утверждает, что в сновидении соприкасаются два мира, и мы способны вообразить альтернативный ход событий. Дело за малым: превратить сон в явь.
Нагейкин. Что ж, всё может быть. Глядишь, встретимся ещё раз на суде. А пока подпишите, пожалуйста, протокол.
Гузенко. Охотно.
Сцена тринадцатая