Теперь Дороти знала, что ее опасения о судьбе тех, кто не хочет нападать, а лишь защищается, оправдались самым страшным образом. Потому что они касались не только ее, но и штурмана, беспомощного и несчастного. И она решила остаться возле него, что бы ни говорила госпожа.
А тем временем даже те, кому было очень больно, старались сдерживать крики, а доктор Стренгл тоже занялся перевязками, благо пока более некого было оперировать.
В первые десять минут сведения о том, что происходит наверху, поступали через раненых или контуженых матросов, которые в пылу битвы не успели или не смогли спуститься в лазарет, а теперь спешили скрыться подальше от пиратов. Один из матросов видел, как капитан Фицпатрик отдал корсару свой кортик и тот принял его, как от сдавшегося в бою капитана. Второй матрос все повторял:
— А они как муравьи, мы их давим, а они лезут, как муравьи! Наверное, их тысяча человек было…
— Как называется корабль? — спросил кто-то из темноты.
— Не знаю.
Третий матрос, что как раз спускался в трюм, ответил:
— «Кларисса». Француз.
Как будто это последнее не было ясно раньше.
— Как же они вас? — спросил тот же голос.
В голосе звучал упрек.
— Тебе что, ты здесь отлеживался, — огрызнулся матрос. — А они картечью верхнюю палубу вымели — человек двадцать на тот свет…
Тут на верхней ступеньке снова показался француз и крикнул:
— Доктора и санитаров! Быстро!
Стренгл откликнулся:
— Не могу, у меня операция. Пускай сюда несут.
Наверх пошли санитары с носилками.
Потом доктор, перевязав раненого, поспешил наверх, понимая, что требуется его помощь.
Уже добежав до трапа, он обернулся и крикнул Дороти:
— Возьми мой медицинский ящик!.. И вон те салфетки!
Дороти послушно подхватила ящичек с железной ручкой, но потом замерла, будто не была уверена, что сможет возвратиться к штурману.
— Скорее! — крикнул доктор. — Нас ждут!
Дороти выбежала на верхнюю палубу следом за доктором. Она сразу увидела санитаров, которые укладывали на носилки Смитсона. У него была оторвана рука.
— Не трогайте его! — приказал Стренгл. Санитары опустили носилки, и доктор склонился над раненым.
Поднявшись на верхнюю палубу, Дороти поставила сундук у носилок и оглянулась. Перед лестницей на капитанский мостик стояли две небольшие группы людей — одна состояла из Фицпатрика, полковника Блекберри и еще двух корабельных офицеров. Напротив них, на голову уступая капитану ростом, стоял французский предводитель. Они пираты, значит, он у них предводитель? Или все же капитан? Предводитель был округлым человеком с большим круглым лицом. Он казался очень мирным и домашним, ему вообще нечего было делать на палубе морского судна. За ним стояли два его сообщника, один в сюртуке и полосатых брюках, второй, усатый, в мундире французского морского офицера, только вместо шляпы у него на голове красовалась странная высокая красная шапка, похожая на гребень петуха, загнутый вперед. За спиной Фицпатрика в дверях своей каюты стояла миссис Уиттли, совершенно спокойная, только без пистолета.
Дороти обернулась. Она увидела спины нескольких французов, которые стояли, опустив ружья и пистолеты, но готовые направить их на толпу английских матросов и солдат, стоявших тупо и покорно — они уже были пленными и знали, что они пленные.
Палуба между этими двумя скоплениями людей была обожжена, залита потемневшей вишневой кровью, в некоторых местах расщеплена ядрами, над головой полоскались рваные обгоревшие паруса…
— Где салфетки? — раздраженно выкрикнул доктор, и Дороти склонилась к нему. Для французов появление девушки было неожиданным, и кто-то из них присвистнул, второй громко сказал что-то скабрезное, потому что французы зашлись хохотом, а их круглый начальник сначала сам хохотнул, а потом рассердился и стал отчитывать своих матросов.
Дороти старалась не слушать то, что происходило вокруг.
Докторский сундучок был из темного полированного дерева, но не новый и кое-где исцарапанный. Она откинула замок, и ящик открылся, обнаружив внутри хирургические инструменты. Рукоятки некоторых ножей и игл были измараны кровью — ими сегодня уже пользовались.
Смитсон стонал.
— Господи, — сказал доктор Дороти, — я был бы самым счастливым человеком на свете, если бы кто-нибудь изобрел средство, которое позволит человеку спать, пока мы его кромсаем.
Дороти не ответила. Что-то внутри ее сказало, что такое средство есть, хотя никто не говорил ей об этом. Но ее губы сами спросили:
— А опий, доктор? Вы пробовали опий?
— Это опасное средство…
Разговаривая, доктор обрезал ножницами кожу и мышцы вокруг раны. Смитсон, к счастью, лишился чувств. Когда Стренгл стал стягивать куски кожи на культе, Дороти отвернулась, не в силах выносить это зрелище.
— Дороти! — позвала ее госпожа. — Подойди ко мне.
Видно, она давно заметила служанку, но понимала, что та занята…
— Меня зовут, мистер Стренгл, — сказала Дороти.
— Иди, ты мне не нужна, мне поможет санитар.